Иван Степаненко - Пламенное небо

С этого дня открывалась новая страница в боевой истории 4-го истребительного. Краткое содержание ее определялось одним словом: Сталинград!

В целях лучшего ознакомления с тактикой воздушных боев противника на этом направлении командир полка пригласил для обмена опытом летчиков из других частей.

— Откроем свою академию, — с улыбкой сказал Морозов. — С лекции — прямо в бой. Закрепляй теорию на практике.

Однако лекторов мы так и не дождались. На подступах к Сталинграду и над городом уже кружились самолеты противника, полк не мог оставаться в стороне от боевых действий. Мы вылетали на задания по нескольку раз в день.

…Наращиваем воздушный бой. Над Сталинградом — свои и вражеские самолеты. Треск пулеметов и пушек, взрывы снарядов, завывание двигателей сливаются в жуткую какофонию, длящуюся с утра до вечера. Преимущество явно на стороне гитлеровцев.

Я в паре с Михаилом Погореловым. Нам теперь часто приходится летать вместе. Меня назначили командиром звена, на петлицах ношу четыре треугольника — старшина. Миша у меня ведомый. Летает он хорошо, с ним спокойно в воздухе, как, впрочем, и на земле.

В составе группы мало самолетов — командир выпускает нас парами, звеньями, чтобы лучше изучали тактику противника, «знакомились» с немецкими асами.

С ходу бросаюсь на «мессеров», даже не выбрав для себя цели. Даю очередь по одному, сам отворачиваю от двоих, наседающих справа и слева. Ускользаю от них, как вьюн, снова захожу для атаки, прицеливаюсь. Один взрывается, падает. Теперь могу свободнее маневрировать и прицеливаться. Но тут новая неприятность: у самолета Михаила повреждено крыло, он вынужден отойти. Фашисты направляют на меня огонь, отсекают от других «яков», один за другим атакуют. Только успевай отбиваться.

Силы слишком неравные. Видимо, поврежден двигатель моей машины. Он начинает перегреваться. Затем в кабину пробиваются горячее масло и вода. Выхожу из боя внезапно: переворотом через крыло. Сажусь на ближайший аэродром. Но уже на пробеге машина резко разворачивается влево. Пытаюсь погасить разворот тормозами и рулем управления, но самолет встает на нос, переворачивается через крыло и ложится на спину. Я оказываюсь прижатым к земле вниз головой. Масло и вода льются по моей одежде. Поблизости никого, кто бы мог помочь.

Над аэродромом грохочет бой, строчат пулеметы, бьют пушки. Минут через десять слышу голоса снаружи:

— Быстрее ломик! Летчика зажало в кабине вниз головой…

Вытащили меня.

— Сгребай с него масло! — командует незнакомый сержант.

Палками и лопатками солдаты очищают мой комбинезон от липкой массы, потом я осматриваю машину. Левое колесо повреждено. Так вот почему она скапотировала!

Над городом продолжается воздушный бой, к земле факелом устремляется чей-то самолет. Позже я узнал: не вернулся с задания старший лейтенант Кобяков. Он сбил «Дорнье-217», свалил «мессер», но и сам погиб… Дорого еще обходится нам каждая встреча с врагом. Но погодите, графы и бароны! Придет и наш час, и полетят вниз ваши рыцарские ордена и подвески, золотые мечи и бриллианты. Победителями в этой жестокой битве будем мы, советские люди!

Мои товарищи сражаются, как герои. По многу раз в день поднимаются в воздух Амет-Хан Султан, Лавриненков, Ситиков, Борисов, Рязанов, Бугарчев, Лещенко, Флейшман. Ранен Михаил Погорелов. В последнем бою ему удалось сбить двух «мессеров», правда, и сам угодил на прицел немецкого аса. Миша сейчас в госпитале. Руки и лицо иссечены осколками, раны заживают медленно, так как в горящем самолете он получил еще и ожоги.

Запомнился подвиг заместителя командира эскадрильи В. Н. Глушкова. В бою он утратил три пальца левой руки — перебило осколком, но лейтенант продолжал сражаться. В следующей атаке машину повредил снаряд, Глушков был ранен в челюсть, на нем вспыхнуло обмундирование. Обливаясь кровью, летчик вывел самолет из боя и посадил на своей территории.

Но это было лишь начало боев над Сталинградом и на подступах к нему. Очень тяжелых, при явном преимуществе противника. А впереди — еще более трудные испытания. Об этом знали мы все.

За все в ответе

Фашистские воздушные пираты продолжали господствовать в воздухе над Сталинградом. Своими самоотверженными действиями мы лишь частично расстраивали их изощренную «работу». Понятно, что прикрытие наземных войск осуществлялось пока слабо. Как быть? Ведь командование воздушной армии полагалось на нас, поручив полку охрану волжской твердыни.

По этому вопросу решено было провести партийное собрание. На повестке дня — задачи коммунистов в борьбе за Сталинград. Председатель — старший батальонный комиссар Николай Иванович Миронов.

Докладчик, командир полка подполковник Анатолий Афанасьевич Морозов, говорил коротко, сжато. В лаконичных фразах прорывалась тревога за порученное дело огромного значения.

— Положение крайне серьезное. Партия, народ не простят нам, если мы не сможем выполнить поставленную задачу. Коммунисты за все в ответе. Наше поражение будет расцениваться, как преступление. И правильно! Конечно, у фашистов отличная выучка! Но ведь и мы не лыком шиты! Я и комиссар хотим выслушать ваши соображения. Нужны решительные действия. Что предлагают коммунисты? Мы обязаны найти выход. Каждый из нас знает: нет таких крепостей, которых не смог бы взять наш народ…

Первым поднялся старший лейтенант Алексей Рязанов. Решительно взмахнул рукой.

— Мы продолжаем недооценивать врага, — обратился он к собравшимся. — У него большая сила. Мы ходим одиночками, малыми группами. Один в небе не воин, двое тоже. Нужны боевые эскадры…

— Каждый командует тем подразделением, которое ему поручено, — заметил Морозов.

— У меня звено, четыре машины, — добавил Рязанов. — Нас сбивают, потому что у нас пока слабые силы. Нужно увеличить количество машин.

— У меня тоже не больше полка.

— Позвольте, товарищ Морозов, — председатель собрания остановил командира, видя, что тот горячится. — Пусть товарищи высказываются. Прошу.

— Разрешите мне, — просит слова сержант Иван Борисов. — Это верно, — говорит он, — что нам приходится обходиться тем, что имеем. Но лучше, если бы в бой шли большие группы, об этом как раз и толкует старший лейтенант Рязанов. Нужно хотя бы на время боя создавать такие группы. Если в тебя целятся не шесть «мессеров», а два, то…

— Верно, — перебивает его Морозов. — Тогда чувствуешь себя лучше…

Рядом со мной поднимается Амет-Хан Султан.

— Считаю целесообразным иметь в бою группы тактического назначения: одна атакует, другая прикрывает. В зависимости от обстановки они могут меняться ролями.