Иван Бабак - Звезды на крыльях

Полк готовился к новым боям. Обеспечивали эту готовность инженеры, техники, механики, мотористы, оружейники, прилетевшие с летчиками в одноместных самолетах.

Впоследствии стало известно, что технический персонал, давно уже обсуждал возможность такой транспортировки. Ведь высылавшиеся вперед команды зачастую не успевали прибыть вовремя на аэродромы последующего базирования, что затрудняло своевременную подготовку самолетов к боевым вылетам. Автором этой инициативы в полку был очень хорошо знающий свое дело, умелый организатор, техник звена Константин Ратушный. Время было тяжелое, и иного выхода не было.

Командиры эскадрилий при последующих перелетах уже официально закрепляли технический состав по самолетам. Много поменяли летчики аэродромов, но золотой фонд полка — технический состав — они сохранили и благодаря этому никогда не ощущали трудностей в своевременной подготовке самолетов к боевым вылетам. За это время не пострадал ни один техник, не произошло ни одного летного происшествия во время перевозки «пассажиров» на одноместных истребителях.

Но волнения и курьезы в связи с этим были.

В одном из перелетов вблизи Ставрополя встретилась летчикам в воздухе большая группа «юнкерсов», которую сопровождали «мессершмитты». Эта встреча не сулила ничего хорошего, нашим летчикам пришлось порядочно поволноваться. Атаковать они не могли, но, к счастью, и гитлеровцы не захотели ввязываться с нами в бой… Так и разошлись.

Второй случай произошел с Бельским и механиком Ксенофонтом Прониным. На аэродроме у станицы Павловской полк бомбили целую ночь. Самолеты остались целы, лишь в фюзеляже одной машины полопались расчалки. Бельскому и механику Пронину приказали перегнать этот самолет на аэродром Бешпагир, что в 30 километрах от Ставрополя.

Перед вылетом летчик как будто хорошо изучил маршрут по карте и внимательно придерживался его в полете. Но найти аэродром у Бешпагира никак не мог. Тогда он не знал, что тот был замаскирован: на поле были видны лишь копны сена. Даже признаков аэродрома Бельский нигде не мог обнаружить. Ему ничего не оставалось, как вернуться и сесть близ Ставрополя. Там тогда размещалось штурманское авиаучилище. Как только выключил мотор на стоянке, к нему подъехали на легковой автомашине два военнослужащих, оба в звании капитанов, и потребовали документы. Бельский показал им свой комсомольский билет.

— А другие документы есть?

— Других документов нет, — ответил он.

Офицеры стояли в нерешительности, не зная, как поступить с сержантом. А он спокойно подошел к боковому люку, открыл его отверткой и выпустил оттуда механика.

— Как, на истребителе вас летело двое?

— А мы все на фронте при перелетах берем в самолеты своих механиков, ответил Бельский.

Его объяснение показалось офицерам подозрительным. Прилетевших они забрали в штаб для выяснения личностей. Оказывается, их приняли если не за явных шпионов, то по крайней мере за дезертиров…

Так они очутились запертыми в подвале. Поскольку фронт приближался к Ставрополю, училищу пришлось поспешно эвакуироваться. О закрытых на замок, видно, забыли. На третий день своего пребывания в положении узников, изнывая от голода, они начали бунтовать: стучали чем попало в двери и стены. Наконец их услышали и без всяких расспросов отпустили.

Хотя Бельский и Пронин порядочно изголодались, все же они сразу побежали к аэродрому. Какой ужас! Их «яка» нигде не было! Что делать?

В это время с ними поравнялся бензозаправщик. Авиаторы попросили водителя остановиться:

— Скажите, вы не видели, куда девался самолет? Вот здесь он стоял.

— Я не видел, куда он девался, но видел, как возле него два дня хозяйничал какой-то лейтенант. С виду рослый, плечистый.

От этого не стало легче. Мало ли рослых, плечистых лейтенантов, которые могли забрать самолет. Они уже хотели уходить совершенно убитые случившимся, не зная, что делать дальше, как вдруг шофер добавил:

— Да, вспомнил: на борту этого самолета было наг писано: «Я здесь. ДБ».

От неожиданной радости Бельский и Пронин, схватив друг друга за руки, чуть ли не в пляс пустились. Шофер ничего не понимал. Да как же могли они ему объяснить, что ДБ — это Дмитрий Борисович Глинка. Значит, их искали, но не нашли, а самолет угнал он.

Вот когда они почувствовали настоящий голод. Решили идти в город. Деньги у них были. Но в городе царила неразбериха. Решили узнать, в чем дело. На их расспросы услышали одно-единственное слово:

— Немцы!

Примкнув к потоку беженцев, двинулись авиаторы из города на восток. На окраине их задержали автоматчики. Тут формировались отряды, которые должны были занять оборону. Бельский и Пронин просили отпустить их на том основании, что они летчики, которых ждут в полку. Но объяснений этих никто не слушал. И тут откуда ни возьмись — спецмашина. Из нее выходит инженер авиадивизии полковник Емельянов и властным голосом приказывает:

— Этих отпустите! Я их беру с собой.

Так удачно закончилось и это приключение, причиной которого был полет механика в закрытом отсеке самолета.

…Механиком на «кобре» — подарке мариупольских школьников, у Бельского был Иван Алексеевич Петров, старшина по званию. Бельский поражался его трудолюбию. С какой заботливостью, с какой любовью он готовил самолет к вылету, всю душу вкладывал в свою работу…

Однажды, сам того не подозревая, летчик очень огорчил его. Было это в Польше, когда шли бои на Сандомирском плацдарме. Сел Бельский в машину, готовясь к вылету: привязался ремнями, подключил наушники радио, начал осматривать прозрачную часть фонаря. И тут заметил небольшую точку на стекле.

— Иван Алексеевич! Дай, пожалуйста, мне чистую тряпочку!

— Зачем вам, товарищ командир?

— Да что-то вот на стекле, попробую вытереть…

Механик сразу же бросился вытирать сам. Оказалось, что была небольшая царапинка, но он решил, что командир заметил невытертую пыль. Когда Бельский возвратился с задания, к нему подошел комсорг полка Игольников:

— Иван, зачем обидел своего механика?

— А чем я мог его обидеть? — удивился он.

— Да не знаю. Только когда ты летал, сидел он под деревом и горевал… Говорит, будто фонарь недостаточно чисто был протерт. Клава-мотористка невнимательно отнеслась к этому. А ты взял, да и подколол его: «Дай, Иван Алексеевич, я сам вытру, если вы с этим не справились…» Знал бы ты, как тяжело воспринял он твой упрек… Говорит, лучше бы командир меня обругал последними словами, тогда легче было бы…

Бельский нашел своего механика. Сказал, что и не собирался упрекать, что и в мыслях у него такого не было. Не уверен, поверил ли механик ему тогда. Смотрел Бельский на Ивана Алексеевича, своего механика, и думал: «Милый, добрый ты мой труженик, знаю я, с каким волнением ты провожаешь каждый раз меня в бой, и вижу, как ты радуешься, когда я возвращаюсь целым и невредимым. Знаю, как порой тебе бывает тяжело. Знаю и то, как беззаветно любишь ты свой нелегкий труд. Да ты, если хочешь всю правду знать, самый дорогой и близкий, самый родной мне человек».