Воспоминания жены советского разведчика - Галина Александровна Курьянова
На место своей первой работы я, уложив свои нехитрые пожитки, в основном конспекты, методички, планы, поехала в конце августа, хотя оказывается, надо было сразу застолбить место и прибыть в ГОРОНО г.Новочеркасска после экзаменов. Это я поняла моментально, как только пришлось переступить порог городского отдела народного образования. Встретили меня, мягко выражаясь, недоуменно: «Кто? Откуда? Зачем?».
Все наробразовские работники уже давно забыли, что направили разнарядку на молодого специалиста и долго копались в документах входящих-исходящих, подозрительно рассматривая мое направление, т.е. не мое, а их бумаженцию, словно я им подала заведомую фальшивку. Все это проделывала с раздражением пожилая и злющая секретарша с «халой» на голове, явно давая мне понять, что я отвлекаю ее от серьёзной работы своим нелепым появлением с их же нелепой заявкой… Конечно, заведующая не снизошла до беседы со мной, а секретарь, когда все-таки нашла, наконец, их аналог моего вызова на работу, выдала мне прочехвостку, обращаясь на «ты» в таком смысле: такая молодая и уже безответственная, только начинаешь работу, а рабочую дисциплину уже нарушаешь, что заявку нужно было представить чуть ли ни в день сдачи последнего экзамена и, как завершающее резюме: таким расфуфыренным девицам в школе, типа, нечего делать. Последнее, насчет «расфуфыренных девиц», было самым главным, что она хотела выразить, наверное, сразу же при первом моём появлении в кабинете и криком души бедной женщины. Опять не в мою пользу была молодость, симпатичная мордашка с оттенком превосходства на ней же – честное слово, никогда я этот оттенок не культивировала, но мне он частенько мешал – и элегантный костюмчик почти от кутюр. Моя мамочка опять постаралась приодеть свою младшенькую для начала рабочей деятельности: костюмчик был сшит из германского отреза, в нём я ещё ходила на занятия в училище, а вот блузочка из креп-де-шина с рюшами и жабо милого цвета чайной розы, видимо, привели чиновницу в ярость.
На моё смущённое блеяние, что мол я не знала, мне не сказали», – было безапелляционно отрезано: «Надо знать!».
Потом началась унизительная процедура звонков в школы с вопросами, не нужна ли им, (вот навязалась!) учительница в начальные классы, времяот времени подавая реплики: «Да нет, какое там! Нет, только что из училища; только что явилась, представьте себе! Ну как вам сказать?… Мне так кажется ну о-о-о-чень современная! Не надо? Ну ладно, позвоню Марь Ванне» И все повторялось со следующим звонком. Все это говорилось громко, не стесняясь, при абсолютном игнорировании моего присутствия. Что было интересно? – корила в этом я себя (вот не узнала, не подумала, не спросила!) и чувствовала себя просительницей-нищенкой, была огорошена и ошеломлена такой встречей. Наконец, унизительные звонки привели к какому-то результату, и с оттенком презрительной усталости, мне было брошено: «Идите вот по этому адресу, может вам там чем-нибудь помогут. Идите, идите!» Обо мне тут же забыли. Совершенно деморализованная, с трусливыми мыслями, что, может, я выбрала не ту профессию, раз мой красный диплом с одними пятерками, видимо, никому не нужен, я поплелась «по этому адресу».
Встретившись с завучем школы, куда меня направили, я в своих мыслях утвердилась. Действительно, ни я, ни мое страстное желание работать с детишками, ни мой диплом, которым в душе я гордилась, никому были не нужны. Разговаривали со мной, примерно так же, как и в приёмной отдела ГОРОНО: почти с подозрением вертя в руках диплом и направление, утомленно-снисходительно, неприязненно косясь лично на мою особу и приговаривая почему-то с раздражением, что диплом с отличием ещё не опыт и не знания. Меня начинало уже это злить, я очень устала, таскаясь с тяжёлым чемоданом по незнакомому городу, выискивая «этот адрес»,
и поэтому с некоторой долей, с очень малюсенькой, еле заметной, сарказма заметила, что корочки с отличием как раз и есть знания, а опыт я надеюсь приобрести в их школе и непосредственно под её, Елены Ивановны, руководством. Лучше бы я это не говорила: весь последующий год работы Елена Ивановна, я не забыла её имени отчества спустя многие года, стерегла меня, как ястреб, и раздувала малейшие промахи. Например, незаполненные графы в конце журнала, адреса детей, имена и фамилии их родителей (в училище на уроках методики обучения об этом просто не упоминалось) до ошибок вселенского масштаба, обязательно приговаривая при этом с язвительной усмешкой: «Вот вам и отличный диплом!» Дали мне четвертый класс, тоже не без помощи моего старшего наставника Елены Ивановны, хотя, как молодому начинающему специалисту, мне полагалось работать с первоклашками. Да это и не так важно: ужасно было то, что этот класс практически весь состоял из второгодников, причем им было по 13-14 лет, родившихся в военные и послевоенные голодные годы (а мне девятнадцать!), из неблагополучных или неполных семей. Вела их все три года старенькая-старенькая учительница, которая приходила на урок, садилась на стул и больше уже, до окончания занятий, с него не поднималась. Дети вставали из-за своих парт, ходили по классу, разговаривали, шумели, дрались, вели себя абсолютно свободно, совершенно не представляя себе, как должно вести себя на уроке. Конечно, о каком качестве знаний здесь можно было говорить? Это я уже узнала потом от своих молодых коллег, которые, кстати, приняли меня довольно доброжелательно и впоследствии даже подсказали пару приёмчиков против жабы-завуча. Класс, 42 человека (нужно было подклеивать страницы журнала для полного списка), постоянно в течение трех лет пополнялся второгодниками и третьегодниками, понятия о школьной дисциплине не имел, читал с трудом и не усвоил даже программу второго класса.
И вот мне, молоденькой девчонке, пришлось поднять этот груз, чтобы каким-то образом перетащить его в пятый класс, причем так,
