Лебединая песня - Овидий Александрович Горчаков
В глухом болотистом лесу, в непроглядном мраке, как леший, кричит филин. А голодной, измученной Ане мерещится, что это оборотень-фельдфебель, нахохлившись сычом, пяля пуговицы-глаза, выкрикивает свое «Нидер — ауф!».
…По тильзитскому шоссе движутся моторизованные войска. На этот раз они передвигаются не на северо-восток, к фронту, а на юго-запад.
Странное дело — это магистральное шоссе имеет сейчас огромное значение для германского командования, оно летит, прямое как стрела, к фронтовому району за Тильзитом и Таураге, западнее Шяуляя, где 3-я танковая армия из последних сил пытается устоять под напором советских войск. Почему же «дер фюрер» снимает с фронта войска, куда гонит их?
Есть только один способ ответить на этот вопрос — задать его одному из офицеров, что сидят сейчас, подремывая, в проносящихся мимо бронетранспортерах. Знают наверняка ответ на этот вопрос и трое офицеров, что стоят у остановившейся неподалеку на обочине машины. Это камуфлированный штабной «мерседес-220», похожий на «виллис». Водитель поднял капот и наклонился над мотором. Офицеры закуривают. Под луной светится серебристая вязь офицерских гербов на фуражках с высокой тульей…
Шпаков видит, что близок уже хвост колонны.
— Мельников! Овчаров! Целиков! — командует он. — Взять «языка»! Ждем вас на той стороне шоссе. В случае чего, окажем первую помощь!
Всем в группе памятна поговорка Коли Шпакова: «Первая помощь в тылу врага — это помощь друга, помощь огоньком».
Насвистывая «Лили Марлен», разведчики не спеша вплотную подходят к немцам. Те даже не окликают их, не спрашивают пароль — кого им бояться в своем тылу, на германской земле? Идут себе четверо каких-то штатских…
Луна над черным лесом и светлой шоссейной лентой блестит совсем по-неприятельски, как монокль в левом глазу пруссака. Колонна прощально моргает красными глазами стоп-сигналов. Поскрипывает под ногами гравий.
Три Ивана без слов понимают друг друга. Надо брать вот этого — с погонами обера.
Без единого выстрела группа захватывает очкастого обер-лейтенанта. Обезоружить, забить в рот кляп, связать руки парашютной стропой — дело одной минуты. Хромой ефрейтор-водитель и долговязый лейтенант — они пытались оказать сопротивление, — раскинув руки и ноги, лежат в кустах за кюветом. Утром ими займутся судебно-медицинские эксперты СД или ГФП — тайной полевой полиции. Разведчики даже не успели разглядеть их лица…
В короткой схватке на шоссе хрустнули под каблуком Мельникова роговые очки обер-лейтенанта, и теперь обер почти ничего не видит в темноте, его приходится вести под руки.
— Говорил, не бей по голове, — выговаривает Мельников Овчарову. — Память отобьешь!.. А то и тащить придется!..
Оглушенный обер отчаянно трусит. Нет, он не потерял памяти. Он охотно и многословно, стуча зубами, отвечает на вопросы Шпакова, удивленно пялит глаза на Аню и Зину…
— Что вы, господа, какой из меня вояка?! Железный крест? Да я его получил еще в девятнадцатом… Пожалуйста, документы в кармане… Надеюсь, вы возвратите… Я только почтовый работник, господа! Магистр искусств, беспартийный интеллигент! Но я многое знаю и отвечу на любые вопросы… Я, видите ли, дивизионный цензор военно-полевой почты парашютнотанкового корпуса «Герман Геринг»… Куда вы меня ведете? У меня больная печень… Танковый корпус? Он входит в 3-ю танковую… Если русские ворвутся в Пруссию, то вместе с 9-м и 26-м армейскими корпусами наш корпус будет оборонять укрепленный район «Ильменхорст»…
А группа как раз пробирается через не занятую пока войсками оборонительную полосу укрепленного района «Ильменхорст», и пруссак из Кенигсберга больше всего боится подорваться на мине.
Призрачно мерцают «зубы дракона», чернеют проемы входов в подземные казематы и мощные железобетонные доты…
— Тут, кажется, еще не минировали, — сообщает обер Шпакову.
Если так, то первую мину в укрепрайоне «Ильменхорст» устанавливает советский разведчик Иван Мельников — он минирует след группы противопехотной, посыпает траву, песок и палую хвою табаком. В группе «Джек» это называется «дать фрицу прикурить».
Обер-лейтенант спешит заверить разведчиков в своей осведомленности:
— Границы укрепленного района? Грубо говоря, Тильзит — Рагнит — Гумбиннен — Гольдап — Ангербург — Норденбург — Алленбург — Велау — Тильзит. Куда ехали войска? Сначала дивизия направлялась после переформировки за Таураге, на фронт, но вдруг приказ — одному моторизованному полку срочно следовать в Варшаву в распоряжение обергруппен-фюрера СС фон дем Баха. О, я хорошо знаю фон дем Баха, я работал у него, когда он был шефом СС всей Восточной Пруссии. Но он поскандалил с нашим гаулейтером. Бах обвинил Коха в казнокрадстве. Коха поддерживали Гесс, Розенберг и Борман, а Баха — Гиммлер и Геринг. Дело кончилось ничьей — и Кох и Бах равно пользуются доверием Гитлера. Баха перевели из Кенигсберга в Бреслау. Ну, а Кох… У нас говорят так: нет в рейхе бога, кроме Гитлера, а Кох — пророк его в Восточной Пруссии! Потом Бах стал шефОхМ всех антипартизанских сил в Белоруссии, на Украине и в Польше. Бах основал Освенцим. Гиммлер обещал ему должность высшего руководителя СС и полиции от Москвы до Урала… Как видите, я многое знаю и могу вам быть весьма полезен… Я уже после Сталинграда понял, что Гитлер проиграл войну, я согласен с фельдмаршалом Паулюсом… Мы, немцы, всегда выигрываем все сражения, кроме последнего… Наша задача в Варшаве? Участвовать в подавлении восстания. Второго августа в Познань из своей ставки в Пренцлау вылетел Гиммлер. В Варшаву стянуты бригада СС Дирлевангера и штурмовая бригада, простите, «Русской освободительной народной армии». Бригадой командует бригаденфюрер СС Каминский…
— Знаем, — не выдерживает Шпаков. — Такой же предатель и каратель, как генерал Власов!
— Я не строевой, я контуженный, — бубнит обер, пугаясь ненависти, прозвучавшей в голосе Шпакова. — Я получил назначение — я только цензор в штабе корпусной группы фон дем Баха в Варшаве…
Так вот куда мчится этот полк парашютно-танкового корпуса «Герман Геринг»! Верховное командование германской армии надеялось скрытно перебросить войска в Варшаву на подавление восстания, но завтра же Центр узнает об уходе этого полка с фронта, и наши войска ударят по ослабленной обороне. Полк так и не дойдет до Варшавы.
Шпаков, взяв за руку цензора, аккуратно обходит островки хрусткого, пружинящего под ногами седого лишайника, чтобы не оставить в нем следы — вмятины.
Цензор, призванный свято беречь военную тайну, официально стоящий на страже ее, спешит выложить все, что знает, говорит, говорит, не переставая, боясь
