Кони - Сергей Александрович Высоцкий
Что увидел Федор Михайлович в петербургских тюрьмах, можно представить по воспоминаниям Кони о том, как он знакомил с ними великого князя. В Коломенской части, в отвратительной и вонючей камере для вытрезвления они наблюдали картину, как городовой неистово тер и дергал уши бесчувственному пьяному, считая, что это «испытанное средство» от опьянения. Копи с Сергеем Александровичем побывали в Доме предварительного заключения на Захарьевской (ныне улица Каляева). В старом прогнившем доме в Демидовом переулке, в пересыльной тюрьме, присутствовали при отправлении этапной партии «по Владимирке». «В одной и той же партии были убийцы, разбойники и фальшивые монетчики, а также высылаемые на родину за бесписьменность. По расспросу некоторых из них оказалось, что причиной невысылки паспорта двум или трем, бывшим в Петербурге при честном заработке, было отсутствие взятки… волостному писарю».
— Вот посмотрите, — сказал Кони великому князю, — что такое наша паспортная система! Честные люди из-за невольного ее нарушения придут домой разоренные, оторванные от труда, в компании настоящих злодеев. А ведь еще несколько лет назад под председательством государственного секретаря Вольского заседала комиссия, выслушавшая заявления ответственных лиц о ненужности ни с какой точки зрения паспортов, об их вредной стеснительности и дурном влиянии на развитие экономической жизни.
Великий князь не нашелся, что ответить. Ему в то время было восемнадцать лет.
Через несколько дней Пален с пристрастием расспрашивал Кони о том, что именно показал он великому князю. В Зимнем дворце высказали неудовольствие тем, что прокурор «не пощадил нервы» Сергея Александровича и подверг испытанию его «молодую восприимчивость» — знакомство с бытом заключенных произвело на великого князя тяжелое впечатление.
Много лет спустя, в 1898 году, Кони пришел на прием к великому князю, сделавшемуся московским генерал-губернатором, просить содействия в постановке памятника доктору Гаазу. Сергей Александрович вспомнил их хождение по тюрьмам:
— Я много видел тяжелых картин на своем веку, но ничто не произвело на меня такого подавляющего действия, как то, что вы мне показали тогда…
— Я рад это слышать, — ответил Анатолий Федорович, — значит, моя цель представить действительность была достигнута.
— О да! — усмехнулся князь. — И еще как!
Увы, урок, преподанный Кони, не сделал великого князя мягким и человеколюбивым — повседневная действительность, среди которой он жил, взяла свое. Анатолий Федорович впоследствии называл его не иначе, как «бездушным ханжою». В 1905 году он был убит членом боевой организации эсеров И. П. Каляевым.
327 и 28 марта 1875 года в Окружном суде с участием присяжных заседателей под председательством товарища председателя Н. Б. Якоби слушалось дело о подлоге завещания гвардии капитана Седкова.
«Господа судьи и господа присяжные заседатели! — сказал в своей речи прокурор Кони. — Дело, по которому вам предстоит произнести приговор, отличается некоторыми характеристическими особенностями. Оно — плод жизни большого города с громадным и разнообразным населением, оно — создание Петербурга, где выработался известный разряд людей, которые, отличаясь приличными манерами и внешнею порядочностью, всегда заключают в своей среде господ, постоянно готовых даже на неблаговидную, но легкую и неутомительную наживу. К этому слою принадлежат не только подсудимые, но принадлежал и покойный Седков — этот опытный и заслуженный ростовщик, которого мы отчасти можем воскресить перед собою по оставшимся о нем воспоминаниям, и даже некоторые свидетели. Все они не голодные и холодные, в обыденном смысле слова, люди, все они не лишены средств и способов честным трудом защищаться от скамьи подсудимых. Один из них — известный петербургский нотариус, с конторою на одном из самых бойких, в отношении сделок, мест города, кончивший курс в Военно-юридической академии. Другой — юрист по образованию и по деятельности, ибо служил по судебному ведомству. Третий — молодой петербургский чиновник. Четвертый — офицер, принадлежавший к почтенному и достаточному семейству. И всех их свела на скамье подсудимых корысть к чужим, незаработанным деньгам. Некоторые вам, конечно, памятные свидетели тоже явились отголосками той среды, где люди промышляют капиталом, который великодушно распределяется по карманам нуждающихся и возвращается в родные руки, возрастая в краткий срок вдвое и втрое…»
А суть дела заключалась в следующем: «Скромненький» офицер Измайловского полка пускал свой небольшой капитал — всего четыреста рублей — в рост. В залог брал мундиры и эполеты, обручальные кольца. Когда он пытался «охватить» своими операциями соседний, Константиновский корпус, ему пригрозили неприятностями, Седков решил жениться, чтобы приобрести капитал побольше. Ему предложили невесту с подмоченной репутацией, но с десятитысячным приданым. Из полка Седкова уволили.
Человек этот, холодный и расчетливый, весь капитал, теперь уже довольно большой, пустил в рост, беря десять процентов в месяц. Он все рассчитал на десять лет вперед, вплоть до 1880 года, когда по его планам он мог прекратить затворничество Шейлока и начать отдых, а пока, как выразился Кони в своей речи, Седков «обрезал звон потребности». Но жизнь все распланировала иначе — Седков тяжело заболел.
Семейная жизнь, начавшаяся таким варварским способом, не могла быть счастливой. «Унизительная рассчетливость ростовщичьего скопидомства» порождала ссоры, попреки в мотовстве. Седкова даже пыталась утопиться в Фонтанке, прыгнув среди бела дня в мутную воду с портомойного плота. Но так как сделано это было на виду у городового, то женщину спасли. Постепенно Седков втянул жену в свои операции, но недоверие между супругами осталось. Даже в день своей смерти бывший измайловский офицер записал в своей расходной книге рубль серебром, выданный жене на обед…
Седкова, скрыв время смерти мужа, составила завещание от его имени, в котором все состояние отказывалось ей. Люди, перечисленные Кони в начале его обвинительной речи, помогли вдове своим лжесвидетельством.
Нравственный урок преступления особенно сильно прозвучал в этой речи прокурора. Характеризуя отставного надворного советника Бороздина, Кони сказал: «Его образование и прошлая служба обязывают его искать себе занятий, более достойных порядочного человека, чем те, за которые он попал на скамью подсудимых. Россия не так богата
