Чернов - Лев Иванович Гумилевский
«Одно вещество, более мягкое, менее углеродистое, бросает оси, а другое, более углеродистое, оставаясь в то время еще жидким, тотчас же вслед за тем облепляет ростки».
Поняв до конца внутреннее строение стали и условия, его определяющие, Чернов без труда мог ответить на ряд вопросов: почему по мере приближения к центру болванки металл становится более рыхлым, почему появляются в литье пузыри, раковины, пустоты, или: что же делается с раскаленной сталью, когда ее быстро охлаждают погружением в воду.
Очевидно, что в таком случае в стали как бы фиксируется ее жидкое строение: углерод остается в виде карбида — соединения с железом, растворенного в чистом железе.
И тут мы, в который уже раз, наблюдаем ценнейшую черту творческого характера Чернова — немедленный переход от чисто теоретических выводов к практическим.
Так, для лучшего уплотнения стали наряду с применявшимся способом прессования жидкой стали Чернов разрабатывает метод разливки во вращающиеся изложницы. Понимание физической сущности процесса отвердевания, или кристаллизации, металла совершенно логично порождает такую идею.
«В самом деле, — говорит Чернов, — если при отливке стали в изложницу эту последнюю приводить в быстрое вращательное движение, то растущие нормально к поверхности изложницы разрывные кристаллы не в состоянии будут так сильно развиваться, как это имеет место при спокойном росте, и сталь будет нарастать гладкими, аморфного сложения слоями».
Для Дмитрия Константиновича мир кристаллов не был мертвой природой. Он любил кристаллы, кристаллические вещества.
— Меня поразило их изобилие среди обстановки его кабинета на Песочной улице, — рассказывал В. А. Яковлев.
Чернов любил не только собирать кристаллы, но и охотно знакомил с ними любознательных. Он мог поехать читать лекцию, захватив свои коллекции, в институт, в общество, в другой город.
Как-то попросили Дмитрия Константиновича прочитать лекцию в Соляном Городке с благотворительной целью в пользу нуждающихся студентов. Он выбрал тему: «Кристаллизация воды и железа».
В чрезвычайно живой и картинной форме он показал то общее, что объединяет и направляет процессы зарождения и роста кристаллов в различных веществах. Лекция сопровождалась многочисленными диапозитивами Дмитрия Константиновича. По отзывам тогдашних газет, «Чернов наглядно на экране показал, что в процессе строения кристаллов, хотя и мертвых тел, наблюдается такая же кипучая жизнь с ее борьбой за существование, какая присуща растительному и животному миру».
Вопрос о взаимоотношении между мертвою и живой природой не переставал занимать Чернова всегда. По-видимому, именно в кристаллах и их агрегатах он склонен был видеть связующее звено между этими группами тел природы. В последнем своем труде «Афоризмы из области металлургии стали», оставшемся ненапечатанным, Чернов свои представления о кристаллизации и структуре стали как о физико-химических явлениях свяжет с общим своим научным миропониманием. Он будет доказывать, что одни и те же законы управляют молекулами воздушной атмосферы и коллоидных растворов.
«Пусть эти попытки многим покажутся слишком смелыми или преждевременными, — говорит Г. З. Нессельштраус, — постановка вопроса в такой плоскости свидетельствует о необычайной пытливости ума и духа, о гениальной прозорливости и о глубоко романтической натуре Д. К. Чернова. Со свойственною крупному таланту силою дерзнул он проникновенным взором охватить единым взглядом мир бесконечно малого и мир бесконечно большого, мир микроскопический и мир космический, и в обоих крайних проявлениях организованной материи провидел одни и те же кирпичи мироздания, лишь различным образом сгруппированные».
Учению Чернова о кристаллах и кристаллизации часто присущ антропоморфизм, перенесение человеческих свойств и особенностей на силы или явления природы. Но следы антропоморфизма мы находим во многих научных понятиях — таких, как, скажем, сила, энергия.
Разумеется, что Чернов, как и во всех других случаях жизни, был очень далек от деизма или мистицизма. К антропоморфизму он прибегал чаще всего для того, что-.бы сделать для других, а иногда и для себя, свою мысль ясной, простой и доступной.
Ученые люди прошлого века не считали зазорным в своих речах, мемуарах и диссертациях перемежать строгое повествование изобразительным, наследуя традиции предшествующих столетий, когда художественное, образное мышление еще было преимущественным типом мышления.
Свои «Афоризмы» Чернов читал в Металлургическом обществе. Последнее чтение он заключил неожиданным признанием:
— Вот я говорил о том, о сем, как я воображаю себе молекулы, и все это лишь для того, чтобы дать себе хоть маленькое успокоение.
Есть особенная порода людей, подобных Чернову, мышление которых вместительно до бесконечности, жажда знания неутолима, любопытство ненасытимо.
— Мы должны помнить, — любил он говорить ученикам и коллегам, — что и налево и направо от нас бесконечность. Смотря в одну сторону, мы вооружаемся телескопом, а в другую — микроскопом. Между единицей и нулем можно поместить такое же количество величин, как между единицею и бесконечностью, а нам расстояние между нулем и единицей кажется маленьким.
Таинственный и странный мир частиц и кристаллов, заключенный в куске стали, раскрывался Чернову во всей своей поучительной сложности.
И вот в тот самый момент, когда, постигая жизнь металла, тонкий исследователь и вдохновенный инженер готовился начать изучение сил, связывающих частицы и кристаллы, его напряженная деятельность была прервана вмешательством бюрократической стихии.
Как ученый Чернов оставался вне поля зрения официальной русской науки и много позже, когда заслуги его уже были признаны всем миром. По справедливому замечанию академика М. А. Павлова, «окончив Горный институт, студенты могли не знать даже о существовании Чернова, хотя они жили бок о бок с великим металлургом и сами готовились работать в качестве металлургов… Мне довелось узнать о нем случайно, — рассказывает Павлов, вспоминая о своих студенческих годах. — Занимаясь техническими переводами с иностранных языков, я, порывшись в библиотеке, разыскал выходившую в то время французскую химическую энциклопедию Ферми и решил перевести слово fer — железо. В конце статьи об этом слове я встретил фамилию Чернова и краткое изложение его знаменитых статей о наблюдениях над кристаллизацией стали и основах тепловой обработки. Вот таким образом — из французской энциклопедии — я узнал о работах выдающегося русского металлурга».
Чернов не снискал себе и расположения директора Обуховского завода генерала Колокольцова. Типичный из худших представителей правящих дворянских кругов России, весь секрет успеха полагавший в соблюдении внешней субординации, заносчивый и нетерпимый, Колокольцов не выносил вмешательства помощника в его распоряжения. Чернов же служил «делу, а не лицам» и, в свою очередь, не мог проходить мимо тех приказов и предписаний Колокольцова, которые, по его убеждению, несли вред развитию производства.
Человек прямой, убежденный и твердый, Чернов не сделал ни одной, даже формальной, уступки в своих столкновениях с начальником. Колокольцов в конце концов отстранил его от должности, оставив консультантом при заводе. По тем временам переход на положение «консультанта» был попросту замаскированным увольнением на пенсию. Чернов подал заявление об отставке,
