Храмовый тигр - Корбетт Джим Эдвард Джеймс
Сидя на краю поля, свесив ноги и положив винтовку на колени, я угостил сигаретами своих спутников и сказал им, что, когда кончу курить, схожу посмотреть на тигра, который свалился в канаву. Я не сомневался, что найду его мертвым. Следовательно, ничего не изменится, если я посижу несколько минут хотя бы для того, чтобы порадоваться выпавшей на мою долю замечательной удаче. Через час после прибытия в Талладеш совершенно случайно я обнаружил тигрицу, восемь лет терроризировавшую население на территории во много сотен квадратных миль, и за несколько секунд уничтожил ее вместе с потомством. Помимо огромного удовольствия, которое испытывает каждый охотник, когда сознает, что уверенно владел винтовкой в момент наивысшего волнения, я чувствовал радость и облегчение еще и оттого, что хищники убиты и мне не придется преследовать их, а к этому всегда надо быть готовым, если охотишься на тигров пешком.
Мои люди не приписали бы эту исключительную удачу простой случайности. Ведь они заранее позаботились, чтобы все было хорошо. Перед тем как отправиться на охоту, они ходили к старому священнику найнитальского храма за советом, когда пускаться в путь, и он выбрал для нас благоприятный, без дурных предзнаменований, день. Значит, успех нельзя отнести за счет счастливой случайности. Но если бы мне не удалось застрелить тигров, они не приписали бы это стечению скверных обстоятельств, ведь, как бы точно я ни целился, пуля все равно не причинила бы никакого вреда животному, которому не пришло время умирать. Я всегда считался с суевериями тех, кто шел со мной на охоту. Я сам не люблю отправляться в путь по пятницам, поэтому не склонен смеяться над глубоко укоренившимся обычаем горцев не начинать путешествие на север во вторник или среду, на юг — в четверг, на восток — в понедельник или субботу, на запад — в воскресенье или в пятницу. Ничего не стоит разрешить людям, идущим с тобой на опасное дело, самим выбрать день начала охоты. Зато у тебя будут жизнерадостные и довольные спутники, над которыми не тяготеет предчувствие несчастья.
Мы почти докурили сигареты, когда я заметил, что висевший на молодом дубе тигр начал шевелиться. По-видимому, кровь стекла в переднюю часть туловища и сделала ее более тяжелой, отчего животное начало медленно сползать головой вперед. Отделившись наконец от дерева, тигр заскользил по заросшему травой склону к обрыву. Когда он, падая с обрыва, находился в воздухе, я вскинул винтовку и выстрелил. Выстрелил от радости по поводу успешного окончания моей миссии в Талладеше, а также — мне стыдно в этом признаться — чтобы показать, что в такой знаменательный день я мог поразить любую цель, даже падающего со скалы тигра. Через мгновение тигр исчез среди деревьев. Послышался шум и треск гнувшихся и ломавшихся ветвей, затем глухой звук падения тяжелого тела. Не имело значения, попал ли я на этот раз в тигра, плохо было то, что теперь крестьянам придется проделать более длинный путь за ним.
Я докурил сигарету и попросил своих спутников не шуметь, пока схожу посмотреть на тигра, угодившего в канаву. Склон был очень крутым, и не успел я пройти и пятидесяти футов, как Дунгар Сингх взволнованно закричал: «Смотрите, саиб! Тигр!» Я думал о том тигре, который упал в канаву, поэтому сел, поднял винтовку и приготовился встретить нападение с этой стороны. Но, увидев мои приготовления, Дунгар Сингх крикнул:
— Не здесь, саиб! Там! Там!
Избавившись от необходимости обороняться с фронта, я повернулся и посмотрел на Дунгар Сингха. Он указывал на подножие того холма за главной долиной, где была убита его мать. Я не сразу увидел тигра, наискосок пересекавшего склон. Он направлялся к вершине отрога центрального холма. Тигр сильно хромал и останавливался через каждые три-четыре шага. На его правом плече виднелось большое кровавое пятно. Это был тот самый тигр, который только что, круша ветки, сорвался с дерева, так как тигр, упавший в канаву, получил пулю в левое плечо.
На склоне рядом со мной росла стройная сосенка. Установив прицельную рамку на триста ярдов, я крепко обхватил дерево левой рукой и, положив винтовку на запястье, тщательно и не спеша прицелился. До тигра было около четырехсот ярдов, и он находился несколько выше меня, поэтому я подождал, пока зверь снова остановился, затем мягко нажал на спуск. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем пуля пролетела это расстояние, но наконец я увидел маленькое облачко пыли. В тот же миг тигр, словно споткнувшись, подался вперед, затем, хромая, медленно пошел дальше. Я взял слишком высокий прицел, и пуля пролетела немного выше, чем следовало. Теперь я точно знал, как нужно прицелиться, чтобы убить зверя. Недоставало лишь пули, той самой пули, которую я так безрассудно пустил на ветер, когда выстрелил в падавшего со скалы зверя. Держа в руках незаряженную винтовку, я смотрел, как медленно, превозмогая боль, тигр взбирался на гребень. Там он постоял несколько мгновений как бы в нерешительности, а потом исчез из виду.
Охотники, которым никогда не приходилось бывать в Гималаях, усомнятся, разумно ли я поступил, вооружившись легкой винтовкой 275-го калибра и запасшись всего пятью патронами. Меня это заставили сделать следующие соображения:
а) этой винтовкой я пользовался свыше двадцати лет и хорошо ее знал;
б) она была легкой, имела точный бой и била на расстоянии до трехсот ярдов;
в) лечивший мое ухо полковник Барбер предупредил, чтобы я избегал пользоваться тяжелой винтовкой и не стрелял чаще, чем требовали обстоятельства.
Что же касается запаса патронов, то он был мал потому, что я не собирался в то утро стрелять в тигров. Я хотел только найти деревню, где людоед убил свою последнюю жертву, и, если останется время, привязать приманку — одного из бычков. К тому же легкая винтовка и пять патронов к ней сделали бы свое дело, если бы я не выпустил зря ту роковую пулю.
Мои люди прибыли в деревню вовремя, чтобы вместе с толпившимися на седловине крестьянами увидеть все происходившее. Они знали, что пять патронов в магазинной коробке — все, чем я располагал. Поэтому, после того как прозвучал пятый выстрел, а раненый тигр скрылся за гребнем горы, Мадхо Сингх опрометью бросился ко мне с новым запасом патронов.
Оба убитых зверя, тот, что остался лежать на зеленой траве, и второй, свалившийся в канаву (я нашел его мертвым на том же месте, куда он упал), оказались почти взрослыми тиграми. Третьим раненым зверем, которому удалось уйти, была, несомненно, их мать — Талладешский людоед. Оставив Мадхо Сингха и Дунгар Сингха договариваться о том, как перенести убитых зверей в деревню, я один отправился на поиски раненой тигрицы. От зарослей орляка, куда она упала с дерева, я прошел по едва заметному кровавому следу до места, где она стояла, когда я выстрелил в нее в последний раз. Здесь я нашел небольшой клок шерсти, срезанный пулей со спины тигрицы, и немного крови, вытекшей из раны в тот момент, когда тигрица, услышав над своей головой удар пули о камень, рванулась вперед. Отсюда и до гребня попадались отдельные капли крови, но дальше на низкой густой траве след совсем потерялся. Поблизости, на крутом холме, был участок густого кустарника шириной сто ярдов. Он тянулся ярдов триста вверх по склону. Я заподозрил, что тигрица укрылась там. Но надвигалась ночь, для точной стрельбы было уже недостаточно светло, и я решил вернуться в деревню, отложив обследование кустарника на следующий день.
5Утро ушло на то, чтобы снять шкуры с убитых тигров и натянуть их на привезенные мною из Найни-Тала шестидюймовые колышки. Пока я занимался шкурами, на деревья вокруг моей палатки слетелось не менее сотни грифов. Они-то и раскрыли секрет, куда делось платье последней жертвы людоеда. Оказалось, что пропитанную кровью одежду молодые тигры изорвали в клочья и проглотили.
Тут же, наблюдая за работой, сидели крестьяне, и я попросил их помочь моим гарвальцам провести облаву в кустарнике, где, как я думал, скрылась раненая тигрица. Они охотно согласились. Около полудня участники облавы прошли через деревню, вдоль седловины к вершине холма, возвышавшегося над кустарником, а я тем временем спустился козьей тропой в долину, затем поднялся к гребню, за которым накануне потерял след тигрицы. У нижнего края кустарника лежал огромный, величиной с дом, валун. Взобравшись на самый его верх, откуда меня видели находившиеся на вершине холма люди, я помахал шляпой, чтобы они начинали загон. Во избежание несчастного случая — тигрица могла кого-нибудь покалечить — я велел людям, оставаясь все время на вершине, сначала хлопать в ладоши и кричать, а потом скатывать в кустарник камни. Едва начался загон, как из кустов выскочил каркер, вылетело несколько фазанов калиджи, но больше никто не появлялся. Когда мои помощники прочесали камнями весь кустарник, я подал им сигнал прекратить загон и возвратиться в деревню.
