Орхан Памук - Стамбул. Город воспоминаний
18
«Энциклопедия Стамбула»:
коллекция интересных фактов и занимательных историй, собранная Решатом Экремом Кочу
В бабушкиной гостиной стоял пыльный, очень редко открывавшийся книжный шкаф. Там, среди томов «Энциклопедии жизни», пожелтевших романов для девиц и медицинских книг моего уехавшего в Америку дяди, я однажды обнаружил громадную, форматом с газетный лист, книгу под заглавием «От Османа Гази[50] до Ататюрка. Панорама шести веков истории Османской империи». Это случилось вскоре после того, как я научился читать. Книга мне очень понравилась: во-первых, подбором сюжетов, а во-вторых — обилием удивительных и странных иллюстраций. В дни, когда на нашем этаже устраивалась большая стирка или когда я под предлогом болезни, а то и без всякого предлога пропускал школьные занятия, я поднимался к бабушке и, положив эту книгу на дядин письменный стол, в который раз вчитывался в ее строки. Позже, когда мы стали жить на съемных квартирах, я время от времени перечитывал ее, приходя навестить бабушку в наш старый дом.
Кроме нарисованных от руки черно-белых иллюстраций, на которые я не мог насмотреться, эта книга нравилась мне тем, что история Османской империи, подававшаяся в наших школьных учебниках как совокупность войн, побед, поражений и мирных договоров, представала здесь в виде череды занимательных и странных событий, в которых принимали участие не менее странные люди, в виде галереи захватывающих, пугающих, а порой даже отвратительных картин. В этом смысле «Панорама шести веков» напоминала османские книги церемоний, описывающие процессии ремесленников, для увеселения султана проходящих перед ним и демонстрирующих разные занимательные диковины. Мы, современные читатели этого странного повествования, словно оказывались внутри одной из миниатюр, украшающих те книги, и, сидя рядом с султаном во дворце, известном сегодня как дворец Ибрагим-паши, смотрели из окна на проплывающие по площади Султан-Ахмет богатства империи и на шествующих перед нами людей, одетых в костюмы самых разнообразных профессий. После установления республики мы убедили себя в том, что стали частью другой, более «разумной» и «научной» цивилизации, и с легким сердцем отказались от наследия Османской империи; тем интереснее нам издалека, из своего современного окна смотреть на ее странную, чуждую нам жизнь и неожиданно для себя открывать в ней нечто близкое, человеческое.
Вот так и я, с наслаждением разглядывая соответствующую черно-белую иллюстрацию, внимательно читал историю об акробате, который в XVIII веке, во время празднования по случаю обрезания сына султана Ахмеда III, принца Мустафы, перешел через Золотой Рог по натянутому между двумя корабельными мачтами канату. Я узнал, что «наши отцы» считали неподобающим хоронить тех, кто зарабатывает на жизнь убийством, там же, где и других людей, и поэтому устроили в Эюпе, в районе под названием Карйагды Байыры, специальное кладбище для палачей. Я прочитал о том, что в 1621 году, во времена правления Османа II, стояла такая суровая зима, что Золотой Рог замерз полностью, а Босфор — частично; я с большим интересом подолгу разглядывал иллюстрации, изображающие поставленные на санные полозья лодки и вмерзшие в лед корабли, — при этом мне и в голову не приходило, что эти иллюстрации, как и все остальные рисунки в книге, скорее являлись плодом фантазии художника, нежели показывали, как все было на самом деле. На другой иллюстрации (я не мог оторвать от нее глаз) были изображены двое знаменитых стамбульских сумасшедших, живших во времена Абдул-Хамида II. Один из них, по имени Осман, всюду разгуливал голышом (художник изобразил его прикрывшим «срамные места» рукой, словно он вдруг застеснялся смотрящих на него людей). Другая же, Мадам Упола, наоборот, напяливала, на себя все, что только могла. Автор книги сообщает, что стоило этим двоим увидеть друг друга, как они устраивали жестокую драку; чтобы этого не случилось, народ не позволял им переходить через Мост. (В то время не существовало мостов через Босфор и четырех нынешних мостов через Золотой Рог. На весь Стамбул приходился один-единственный деревянный мост, соединяющий Каракёй и Эминоню. Этот мост, построенный в 1845 году и с тех пор три раза перестраивавшийся, теперь называется Галатским, а в те времена стамбульцы именовали его просто «Мост».) Затем мой взгляд падал на картинку, изображающую человека с корзиной за плечами, привязанного за шею к дереву, и я читал историю о том, как сто лет назад некий Хюсейн-бей, городской aгa (сегодня мы назвали бы его главой муниципалитета), приказал так наказать одного уличного торговца хлебом за жестокое обращение с лошадью: привязав несчастное животное с навьюченной на спину тяжелой корзиной к дереву, этот торговец отправился в кофейню играть в карты.
Насколько соответствовали истине эти странные истории, часть которых, как сообщалось, была взята «из газет того времени»? Например, достоверно известно, что в XV веке визирю Кара Мехмет-паше по требованию восставших в Стамбуле сипахов[51] отрубили голову; возможно, отрубленную голову выдали мятежникам, чтобы они успокоились; возможно, они, как это свойственно некоторым людям в подобных ситуациях, выразили свою ненависть к покойному исльможе, попинав немного его голову ногами. Но могло ли быть так, чтобы сипахи принялись играть ею, словно мячом, на манер современных футболистов? Не очень-то задумываясь над такими вопросами, я переводил взгляд на следующую страницу и читал историю о жившей в XVI веке женщине по имени Эстер Кира, которая получала доходы от всех пошлин, взимаемых в Стамбуле, и, как говорили, также собирала взятки для Сафийе-султан;[52] во время очередного мятежа сипахи разорвали ее на куски, и куски эти гвоздями прибили к дверям домов тех, кто давал ей взятки. С некоторым трепетом смотрел я на черно-белый рисунок, изображавший прибитую к двери руку.
Решат Экрем Кочу, уделяя большое внимание такого рода страшным и причудливым подробностям, в особенности интересовался темой, весьма занимавшей иностранных путешественников, а именно применявшимися в Стамбуле разнообразными пытками и казнями. Я читал о специальном месте, обустроенном в Эминоню для проведения мучительной казни, называемой «крюк»: осужденного, связанного и раздетого донага, с помощью блоков поднимали вверх и разом насаживали на острый крюк. Один влюбленный янычар похитил у имама молодую жену, остриг ей волосы и, нарядив ее мальчиком, гулял с ней по городу; когда его поймали, то сначала переломали руки и ноги, а потом засунули в ствол мортиры, завалили промасленными тряпками, засыпали порохом и выстрелили в небо. Другой способ казни, названный в книге «наводящим ужас», заключался в том, что опять-таки раздетого осужденного привязывали лицом вниз к кресту, втыкали ему в плечи и ягодицы по свече и возили по городу в назидание всем прочим. Рисунок голого преступника вызывал у меня некоторое сексуальное возбуждение, и мне нравилось думать о прошлом Стамбула как о череде вселяющих смертный ужас пыток, казней и странных событий, изображенных на мрачных черно-белых рисунках.
Эта книга вышла из-под пера историка-популяризатора Решата Экрема Кочу, одного из четырех печальных одиноких писателей, упоминавшихся мною ранее. Вначале он, впрочем, не думал об издании книги, а писал статьи, публиковавшиеся в четырехстраничном приложении к газете «Джумхуриет» на последней странице, под рубрикой «Странные и удивительные факты из нашей истории». В 1954 году, когда «Джумхуриет» начала издавать материалы своих приложений в виде книг, в один из томов были объединены и статьи Кочу. Собственно говоря, эта смесь странных и занимательных рассказов, исторических фактов, сведений энциклопедического характера и черно-белых рисунков была не первой попыткой Решата Экрема Кочу познакомить читателей с историей Стамбула и заставить их полюбить ее. Первая попытка была предпринята десятилетием ранее, когда он приступил к работе над «Энциклопедией Стамбула», которую со справедливой гордостью называл «первой в мире энциклопедией, посвященной одному городу». Первый том энциклопедии вышел в 1944 году, а в 1951-м из-за нехватки денег автор был вынужден бросить свой труд на первой странице четвертого тома, все еще находясь на букве «Б».
Семь лет спустя он вновь приступил к изданию энциклопедии, и снова с буквы «А». На тот момент Кочу было уже пятьдесят три года, и из опасения, что его уникальная энциклопедия опять не будет дописана до конца, он решил ограничить ее объем пятнадцатью томами и попытался писать статьи более «популярным» языком. Теперь он был более уверен в себе, меньше стеснялся своих личных предпочтений и не видел препятствий для того, чтобы выражать на страницах энциклопедии свои собственные вкусы и пристрастия. Вторая «Энциклопедия Стамбула», которую Кочу начал публиковать в 1958 году и был вынужден снова бросить в 1973-м, на одиннадцатом томе, находясь еще только на букве «Г», стоит особняком среди всего, что было написано о Стамбуле в XX веке, — это одновременно и самое странное, и самое яркое, и, благодаря своей структуре, ткани текста и общей атмосфере, наиболее полно отражающее дух Стамбула сочинение.
