Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков
– Юрастый, – послышался голос Ларика. – Ты как?
– Нормально, – ответил я, высунув нос в щель. – Есть хочется. Ты же мне пожрать не дал!
– Вылезешь – я тебе шашлыки из рыночного мяса зажарю! Давай не бзди! На нас уже обращают внимание.
– Там узко… Я не могу! Наверное, что-то сдвинулось…
– Это в башке у тебя что-то сдвинулось!
– Эй, клоун, вылезай без разговоров! – рявкнул Гога. – Достал уже всех!
– Погодите! – вмешалась Зоя. – Надо по-другому. Юрочка, ты слышишь меня?
– Слышу, – ответил я, и в голодном животе потеплело от невероятного, ласкового обращения.
– Ты же смелый! Ты боксер! Ты будущий архитектор! Мама сказала, что давно не встречала таких вежливых и начитанных мальчиков! Ну, давай, попробуй еще разок! Не думай о плохом. А я тебя за это поцелую.
Я представил себе, как появляюсь из «ныра», выхожу на берег, и девушка-паж, взяв мое лицо обеими руками, страстно целует меня в губы. Петька Кузнецов, уже сосавшийся с подружкой своей старшей сестры, объяснял мне: чтобы не выглядеть неумейкой, надо всунуть язык девочке в рот и вертеть там так, будто собираешь остатки фруктового мороженого со дна бумажного стаканчика.
Я снова, вдавив лицо между блоками, запасся воздухом под завязку, перекувыркнулся в кубе и буквально ввинтился в проем, думая преодолеть преграду с разгона, но не тут-то было… Снова застряв, я жутко испугался, чуть не захлебнулся и с трудом, беспорядочно толкаясь руками и ногами, вернулся в свою тюрьму, где долго не мог отдышаться, прильнув к спасительной щели.
– Не могу, – простонал я.
– Трус! – заорал Ларик.
– А что тут у вас происходит? – донесся до меня повелительный мужской голос. – С кем вы разговариваете? Доложить!
– Ни с кем, – огрызнулся Гога.
– Что значит ни с кем? Я же слышу. Эй, кто там? Отвечать! – приказал он.
– Я.
– Кто я?
– Юрастый.
– Что ты там, Юрастый, делаешь?
– Сижу.
– А как ты туда, боец, попал?
– Занырнул.
– Так выныривай поскорей!
– Не могу.
– Почему?
– Боюсь… – честно признался я.
– Тебе сколько лет?
– В ноябре пятнадцать будет.
– Взрослый уже парень. Скоро в армию. Надо тренировать силу воли. Приказываю тебе как старший по званию: соберись и вылазь!
– Погодите, – возразил строгий женский голос. – Вы кто?
– Комбат. Гвардии майор.
– А я врач-педиатр. Так нельзя! Он же ребенок. Да еще в переходном возрасте, когда психика особенно ранима. Не исключено, у него реактивное состояние!
– Что-о?
– Чему вас только учат в военных институтах? Ать-два! И всё? Мальчик, ты меня слышишь? – Она наклонилась к щели.
– Слышу.
– Озноб у тебя есть?
– Есть.
– Беспричинные приступы тревоги?
– Есть.
– Раскоординация движений?
– Есть.
– Мысли путаются?
– Путаются…
– Что я вам говорила! Клаустрофобический синдром. Классика! В таких случаях больному показан полный покой, интенсивная терапия, седативные препараты. Лучше бы внутривенно.
– Внутривенно? Попробуйте! Я на вас посмотрю! – хохотнул майор. – А лучше бы клизму с патефонными иголками, чтобы не лазил куда не положено! Его сначала надо оттуда вытащить, а потом выпороть. Никакой дисциплины!
– Я за ним сейчас нырну и вытащу, – предложил Ларик.
– А сможешь? – усомнился военный.
– Смогу, схвачу за волосы, как утопающего, и вытяну.
– Ну, давай, боец, попробуй! – отечески разрешил комбат.
– Погодите, – в разговор вступила женщина с ласковым, как у радиосказочника, голосом. – Ребенка сначала надо успокоить, настроить на смелый поступок.
– Как вы себе это представляете? – спросила врачиха.
– Я знаю, я педагог-методист. Это мой профиль. Мальчик, ты меня слышишь?
– Слышу, – ответил я.
– Ты любишь петь?
– Не очень…
– А любимая песня у тебя есть?
– Не знаю, – растерялся я. – «Галоши»!
– Про галоши в другой раз. А песня «Орленок» тебе нравится?
– Нравится, – ответил я, так как слышал ее по радио почти каждый день.
– Тогда споем! Поддержите, товарищи! – призвала женщина-педагог. – Три-четыре! – И заверещала.
Народ нестройно подхватил, по хоровому многоголосью я догадался, что на волнорезе собрался из любопытства весь пляж.
Орленок, орленок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди!
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один!
Орленок, орленок, блесни опереньем,
Собою затми белый свет!
Не хочется думать о смерти, поверь мне,
В шестнадцать мальчишеских лет.
Орленок, орленок, гремучей гранатой…
– Стоп, стоп! Вы что поете, а еще педагог-методист, какая смерть? – возмутилась врачиха. – Ребенок и так на волоске от нервного срыва! У мальчика стресс! Хотите, чтобы у него истерика с судорогами началась? Так и до эпилепсии недалеко!
– Хорошо, давайте про чибиса! – согласилась певунья. – «У дороги чибис, у дороги чибис, он кричит, волнуется, чудак…»
– Да идите вы со своим чибисом! – гаркнул майор, – Лезь, боец, спасай друга!
– Я пошел… – сказал Ларик. – Юрастый, только не сопротивляйся! Я тебя вытащу.
– Стой, дурья башка! – вмешался Алан. – Как вы вдвоем в кубе поместитесь? Тебе же отдышаться надо, а потом еще перекувыркнуться. Как ты его потащишь? Тебе же тогда ногами вперед вылезать придется.
– Да, я не подумал… – заколебался Ларик.
– А если еще Юрастый сопротивляться начнет?
– Обязательно начнет! Еще как! При панической атаке – это типовое поведение! – обрадовалась врачиха. – Утонут оба. Кто будет отвечать? Вы, товарищ майор?
– Что же делать? – пророкотал комбат.
– Да разобрать эту халабуду к чертовой матери! – вступил в разговор новый голос, хриплый, словно простуженный.
– Как это разобрать?
– Краном, как же еще.
– А где вы кран возьмете?
– Их тут полно по трассе ездит. Выйду, остановлю, объясню ситуацию. Главное, есть нормальный спуск к урезу воды.
– А вы, собственно, кто, чтобы такие вещи предлагать? – спросила педагог, обиженная пренебрежением к ее песенной методике.
– Я инженер-строитель.
– Откуда? – поинтересовался комбат.
– Из Инты.
– Служил в тех местах. Знаю. На северах закон – тайга, медведь – прокурор. А тут все надо
