Генри Бэзил - Полковник Лоуренс

Проанализировав работы всех общепризнанных учителей XIX столетия, формулировавших документы, которые теперь армии пытались провести в жизнь с довольно плачевным результатом, мысли Лоуренса вернулись к тем учителям XVIII столетия, чьи "более смелые принципы" уже давно произвели на него впечатление. Он заново оцепил Морица Саксонского и те «Размышления», которые Карлейль, поклонник Фридриха, презрительно охарактеризовал как "странную смесь военных мыслей, продиктованных, как мне кажется, под влиянием опиума". Если Лоуренс и был когда-то склонен согласиться с подобным приговором, то теперь он не имел к этому никакого желания. Теперь на основании своего собственного опыта Лоуренс знал, что Мориц Саксонский был не мечтателем, а реалистом в полном смысле этого слова.

Он был согласен со словами Морица Саксонского: "Я не сторонник, того, чтобы давать сражение, особенно в начале войны. Я даже убежден, что способный генерал может вести войну всю свою жизнь без того, чтобы быть вынужденным дать сражение". Фош высмеял Морица Саксонского за эти слова, сопоставив их со словами Наполеона, сказанными им в 1806 г.: "Ничего я так не желаю, как большого сражения". Комментируя эти два изречения, Фош презрительно добавил: "Один хочет всю жизнь избегать сражения, другой же добивается его при первой же возможности".

Лоуренс, освободившийся от влияния Клаузевица, благодаря своему ознакомлению с действительностью теперь мог оценить практическую точку зрения Морица Саксонского. Он понял, что Мориц Саксонский имел в виду конечную цель войны, для которой сражение является только средством.

У Морица Саксонского имелось замечание, что "проведение подготовки к неправильному размещению своих частей имеет гораздо большее значение, чем обычно принято думать, при том условии, конечно, что это размещение делается преднамеренно и осуществляется таким образом, что может быть в кратчайший срок превращено в правильное. Ничто так не обескураживает противника, рассчитывающего на победу, как военная хитрость подобного рода…" Казалось, что это замечание имело в виду специально операции в Геджасе. До тех пор, пока арабы оставались сосредоточенными против турок, перевес был на стороне последних, но лишь только арабы стали рассредоточиваться, дело приняло другой оборот, и чем больше их части отделялись одна от другой, тем опаснее становилось положение турок.

Под этим новым углом зрения Лоуренс взялся за изучение своей будущей проблемы.

"Моя обязанность заключалась в осуществлении командования. Я попытался вскрыть значение этого слова и проанализировать его как с точки зрения стратегии — цели войны, так к с точки зрения тактики. В каждой из них я нашел те же элементы: один — алгебраический, другой — биологический и третий психологический.

В применении к арабам алгебраический фактор играл роль прежде всего в отношении той территории, которую мы хотели завоевать. Я начал на досуге подсчитывать, сколько это составит квадратных километров… и размышлять, каким образом турки смогут защищать такое пространство… Если бы мы были армией, наступающей с развернутыми знаменами, то, несомненно, им пришлось бы построить линии окопов…

Затем я прикинул, сколько потребуется туркам постов, чтобы сдержать наше наступление вглубь, учитывая возможность возникновения восстания в каждой из не занятых еще турками областей на этом громадном пространстве в сотни тысяч квадратных километров. Я знал турецкую армию вдоль и поперек; даже с учетом усиления ее боеспособности новой артиллерией, авиацией и бронепоездами становилось ясным, что ей потребуется создать укрепленный пост на каждые 6 кв. км, в котором должно находиться не менее 20 солдат. Другими словами, для того чтобы противостоять объединенной ненависти всех местных арабских племен, туркам потребуется 600 000 человек, они же имели в своем распоряжении всего лишь 100 000 солдат. Казалось таким образом, что перевес в этом отношении был на нашей стороне; климат же, железные дороги, пустыни и техническое вооружение также могли быть использованы в наших интересах, если бы только мы сумели как следует использовать наши сырые материалы. Турки поверили бы, что восстание является «абсолютным», как война, и стали бы с ним бороться по аналогии с «абсолютной» войной. Аналогия, конечно, выдумка: вести войну с восстанием столь же хлопотливо и утомительно, как есть суп ножом.

Вторым фактором был фактор биологический — фактор критического момента, фактор жизни и смерти, или, правильней, фактор износа. Военные философы превратили этот фактор в искусство, а один из его вопросов — «кровопускание» подняли до уровня принципа. При всевозможных оценках его основой являлся изменчивый фактор — человек.

Однако мне казалось, что ограничивать искусство только человеческими факторами значило бы суживать стоявшую передо мной проблему. Оно должно было быть применено не только к организмам, но и к материалам. Турецкая армия отличалась тем, что в ней не хватало военных материалов и они были дороги, людей же было больше. Следовательно, нашей целью являлось не уничтожение турецкой армии, а уничтожение ее недостаточной материальной части. Гибель моста или железной дороги, пулемета или орудия для нас была выгоднее, чем смерть турок. Арабская армия должна была беречь и людей и материалы, — людей потому, что они, будучи иррегулярными воинами, были не единицами, а индивидуумами, а потеря индивидуума подобна камню, брошенному в воду: он может сделать лишь на короткое время отверстие, но от него расходятся, постепенно замирая, круги. Мы не могли позволить себе иметь большие потери. Расправляться с материалом было легче. Наша совершенно очевидная обязанность заключалась в том, чтобы добиться превосходства в какой-либо одной области, скажем, в пироксилине или пулеметах или в чем-либо ином, что может оказать наиболее решающий эффект, — добиться превосходства в оборудовании в одном преобладающем моменте или в каком-нибудь отношении.

Большинство войн требует контакта с противником. Наша война должна быть войной отделения от противника: нам придется сдерживать его молчаливой угрозой громадной неизвестной пустыни, не обнаруживая себя до момента атаки. Последняя должна быть атакой лишь по названию, направленной не против людей, а против материальной части противника, — атакой, устремленной против его слабого места. В отношении железнодорожной линии это обычно будет пустынный участок пути. Это было бы тактическим успехом. Подобный метод мы смогли бы взять за правило. Это вполне соответствовало нашему стремлению — никогда не представлять собою цель для неприятельского солдата. На нашем фронте имелось много турок, которые за всю войну не имели случая в нас выстрелить, и все же, за исключением редких стечений обстоятельств, мы никогда не оборонялись. Объяснялось это превосходно налаженной разведкой. Мы всегда могли рассчитывать на проведение наших операций наверняка. В этом отношении главной действующей силой являлась голова полководца, и его знание неприятеля должно было быть безошибочным. Для того чтобы хорошо наладить разведку, нам пришлось проявить усилий больше, чем какому бы то ни было штабу, который я знал.