Михаил Николаев - Добровольцы, шаг вперед!

- Ну и пусть БАО где-то плутает, - поделился вслух своими мыслями Саша Костров. - Перейдем на подножный корм, - и весело добавил, показывая на уставленные яствами полки: - Вон сколько всяких закусок для нас приготовили мадьяры!

- А что, мысль ценная!

- С таким аппетитом сейчас порубаем!..

Но в это время раздался отрезвляющий голос вошедшего во двор адъютанта:

- Отставить! Что за разговорчики? А вдруг вся эта пища специально для нас оставлена?

- Хочешь сказать - отравлена?

- Хвалю за догадливость.

...Только к утру следующего дня в Кереш-Ладань въехал длинный обоз нашего БАО. Завтракали мы уже в своей столовой. Днем все встало на свои места. А когда стемнело, полк всем составом уже летал на бомбежку вражеских опорных пунктов.

* * *

Ночь с б на 7 октября 1944 года оказалась для нас трагической - с боевого задания не пришли сразу два экипажа: старший лейтенант Ивановский с младшим лейтенантом Туриком и младшие лейтенанты Протопопов и Сиверсков. И мы уже знали, что они не вернутся. Погибли над целью.

Не верилось, что такие отличные ребята больше не появятся среди нас.

Павел Иванович Ивановский... Именно Павел Иванович, а не Паша и даже не Павел. Его все привыкли уважительно называть по имени-отчеству, хотя и был он наш ровесник.

За что его все в полку любили? Трудно ответить на этот вопрос. Наверное, прежде всего за щедрость, за доброту. И еще за прекрасный голос. Если кто-то из ребят в свободное время заводил широкую, раздольную русскую песню, то тут уж без Павла Ивановича было не обойтись. Особенно он любил петь "Вечерний звон", когда песню исполняли на три-четыре голоса. Служил я под началом Павла Ивановича больше года, но не помню случая, чтобы он хоть раз повысил на меня голос. А ведь далеко не все у меня тогда получалось так, как надо. Ему было достаточно посмотреть на провинившегося, улыбнуться как-то по-особенному да головой покачать, и все становилось яснее ясного.

И ему все платили взаимностью. Вот, помню, совсем недавно, когда мы стояли еще в Молдавии, в Негуренях, Павел Иванович раненый лежал в полковом лазарете. Кто-то сказал, что выздоравливающим полезно виноградное вино. Этого было достаточно, чтобы друзья Ивановского, а их у него было много, прикатили к его окну в санчасти целую бочку вина: только быстрей поправляйся.

Борис Владимирович Протопопов... Москвич. У меня даже сохранился его адрес: Зеленые горы, 16. Кряжистый, крепко сбитый, широкоплечий парень. Весельчак и острослов. Все у нас звали его просто Борей. Он. как-то быстро вошел в нашу эскадрилью и в коллектив полка. Этому способствовала, пожалуй, наша художественная самодеятельность. Протопопов, тогда еще сержант, пришел однажды на репетицию нашего джаз-оркестра и, улыбнувшись, со знанием дела заметил:

- Что это за джаз без настоящего ударника! - И тут же, взяв палочки, выкинул такое коленце, что все участники самодеятельности решили: быть тебе, Боря, ударником в джазе!

Борис так сжился с оркестром, что со своим инструментом не расставался никогда, даже при выполнении боевых заданий. Барабан он хранил в гаргроте самолета.

Летал новичок смело, я бы сказал, с улыбкой, как и играл в джазе. И, безусловно, не портил общего строя "боевой песни". Однажды в экипаже с Иваном Чернышевым Борис разбомбил большой немецкий склад с боеприпасами и был награжден орденом Славы III степени. А вскоре ему было присвоено звание офицера.

Как и многие другие летчики, Борис не был исключением в соблюдении различных примет. И барабан в гаргроте самолета он считал чуть ли не спасательным талисманом.

Гриша Турик... Григорий Ильич, штурман в экипаже Ивановского, комсорг второй эскадрильи. Этим, пожалуй, все сказано. Недавно был принят в члены ВКП(б), но продолжал работу в комсомоле. Скромный парень-трудяга. С ним я тоже познакомился в нашей полковой художественной самодеятельности. Еще на Калининском фронте. В литературных монтажах он обыкновенно очень выразительно читал патриотические стихи. А потом "за компанию" освоил гитару. В песне "Наш джаз" фигурирует и его имя:

...Турик Гриша,

Киреев Миша

Наш большой веселый коллектив.

С Протопоповым в экипаже штурманом постоянно летал мой земляк Сережа Сиверсков. Родом он был из Павлова-на-Оке. Там на улице Кирова, 9/38, в квартире No 2 жила его мать Анна Арсентьевна, которая вот уже четыре года ждала сына. А ее Сережа, Сергей Петрович, остался навечно в Венгрии.

В полукилометре от города Сарваш, у дороги Сарваш - Дьюла, выросли четыре холмика земли и четыре обелиска, увенчанные красными звездами...

Гибель боевых друзей всегда горька. Вот и сейчас эта утрата вновь переполнила сердце комсомольцев-летчиков ненавистью к врагу.

- Гибель четверых замечательных наших боевых друзей зовет к отмщению, сказал на траурном митинге летчик Григорий Усольцев. - И мы не успокоимся, пока не отомстим за жизнь каждого из них, уничтожив десятки, сотни фашистов!

* * *

Осенние ночи везде и всюду - осенние. И в Венгрии они тоже были тогда хмурыми, темными и очень длинными. Фронт продвинулся далеко на запад. Цели для бомбометания тоже отодвинулись. Любой боевой полет - на полный расход горючего. И каждый экипаж Комсомольского авиаполка в этих условиях делал по два-три вылета. Мы бомбили скопления войск противника в Чонграде, в Сольнове, часто летали на разведку.

По себе знаю, как каждый из нас уставал в таких изнурительных полетах. Вспоминается полет на бомбежку войск противника в городе Чонград. Продолжительность полета - три часа. Мы с Мишей Киреевым пошли на третий вылет. Мотор гудел монотонно и убаюкивающе. Мне страшно хотелось спать. Что я только не делал, чтобы не уснуть, - и щипал себя, и кулаком по ногам бил... И все-таки усталость взяла свое - я заснул. Спал недолго, самое большее минуты две. Но успел даже сон увидеть. Проснулся же от резкого нырка самолета видимо, склонился головой на ручку управления, машина пошла в пике, и я стукнулся головой о приборную доску... Быстро выровнял самолет по горизонту, в переговорное устройство спросил штурмана:

- Мишель, как чувствуешь себя?

Молчание. Я громче и строже:

- Мишка! - кричу. - Где мы находимся?!

Ни звука.

Пришлось прибегнуть к ручке управления. Резко качнул машину влево, вправо...

- А? Что? Что случилось?.. - услышал наконец голос штурмана.

- Ты что же это, спишь?

- Вот черт, и правда, задремал, кажется, малость...

- А я так и вовсе уснул.

Только сейчас до нас дошло, чем мог кончиться этот третий полет на Чонград.

Вернулись домой, рассказал ребятам о нашем приключении. Комэск Сергей Ершов, вопреки ожиданиям, не стал мне читать мораль.

- Бывает, - сказал он. - Я тоже недавно чуть не уснул. Но я предупредил штурмана Коновницына. Кстати, Костя умеет управлять самолетом в воздухе.