Юрий Ампилов - На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр)

На Ильгиза Усманова:

Наш татарин – бай и барин,

Он комфортом окружен

И толпою милых жен.

Чисто выбрит, слегка пьян,

С дипломатом – деловая.

Он в любые двери входит,

Все находит, достает.

Вокруг пальца многих водит.

На глазах у нас растет.

На Сережу Бухарина (увлекающегося культуризмом и ожидающего, когда его супруга Оля принесет ему сына)

Очки и мышцы, гладкая кожа

Славный парень Бухарин Сережа.

Душа коллектива, гроза сионистов,

Сторонник неведомых нам коммунистов.

Умом математик, а пьет, как геолог,

Отец-ожидатель, и всем нам так дорог.

Требуется пояснить, что внешне Толя Никишин немного напоминает Наполеона и на шарже изображен в наполеоновском мундире и треуголке. Тема его диссертации была связана с дешифрированием снимков Марса и звучала так «Сравнительно-планетологический анализ рифтоподобных структур Марса». Теперь Вам будет ясен смысл эпиграммы:

Толя Никишин (сам на себя)

На марсианском поле он

Единственный Наполеон.

И гордо бродит средь вулканов.

Свои владенья обходя.

А пропустив пяток стаканов.

Ему плевать, что есть Земля.

Эпиграмма на меня тоже требует комментариев. Поскольку ожидалось, что на презентацию этой стенгазеты к 23 февраля подъедет моя супруга Люся, мой образ был слегка идеализирован и отлакирован. Отдавалась также дань моей теще, которая из Курских краев исправно поставляла на наш скудный аспирантский стол маринованные грибочки, варенье и прочие переработанные дары природы.

Краса и гордость коллектива,

Блестит улыбка, как утюг,

Веселый, радостный и милый,

Отец и муж, и тещин друг.

Рубашка, галстук и костюм.

Солидный внешний вид.

Высокий строгий ум

На нас всегда глядит.

Не пьет, не курит, бед не знает,

Всегда спокойно засыпает

Ученый – альтруист.

Удивительно то, что вся наша дружная аспирантская компания в срок подготовила и представила к защите диссертации, в то время как около половины аспирантов того времени, да и сейчас тем более, не укладывались в сроки или вообще не становилась кандидатами наук до конца своей карьеры. Мы умели отдыхать, но умели и работать. Этот период, бесспорно, был для нас хорошей жизненной и научной школой, после которой мы стали почти настоящими исследователями, способными самостоятельно ставить и решать серьезные задачи.

«НЕ БЫВАЕТ НЕКРАСИВЫХ ЖЕНЩИН…»

Все прекрасно знают вторую часть этой поговорки: «…бывает мало водки». Однажды мне удалось воочию убедиться в полной справедливости этого утверждения.

После второго года аспирантуры в год Московской олимпиады я отправился на морские сейсмические работы КМПВ в Балтийском море в рамках международной программы «Петробалт». Благодаря любезной помощи Ю.А. Бякова и Д.Г, Хакимова я не только оказался непосредственным участником этих работ, но и был введен в штат научно-исследовательского судна «Циркон» на время рейса и даже получал за это приличную по тем временам зарплату в инвалюте (в специальных чеках для валютных магазинов «Альбатрос»).

Руководство и административный штат экспедиции БМГЭ базировались в Калининграде на дебаркадере «Преголь». Тогда этот очень своеобразный город удивил меня большим количеством летних дождей. Бытовала шутка: «Если Москва – сердце России, то Калининград – ее мочевой пузырь». Однако не будем отвлекаться от главной темы этой истории. Впрочем, женщинам дальше лучше не читать, чтобы совсем не разочароваться в представителях мужского пола.

Отход судна был назначен на 12 часов дня. Среди членов научного состава и экипажа за предыдущие рейсы сложилась традиция: спиртное на рейс закупают те, кто в предыдущем рейсе проиграл в преферанс как раз на сумму проигрыша. Поскольку работа в рейсе была организована по вахтам, оставалось время, которое заполнялось не только сном, но и длительными преферансными поединками. В этот раз кто-то оказался очень крупно проигравшим в предыдущем рейсе. Заготовленные ящики с водкой ждали своего часа, т. е. отхода судна от причала. Каждый прибывающий на судно перед отходом считал своим долгом заглянуть за полог в трюме для проверки наличия запаса и затем, отходя, удовлетворенно хмыкал: «Ну этого уж точно на весь рейс хватит».

Все были на борту. С родными и домашними уже попрощались, но отход по каким-то причинам задерживался. Ситуация была непонятная: уже не дома, но еще и не в море. Занять себя большинству было нечем, разве что опять начать новую преферансную серию.

– Ну. что, давай по одной накатим на дорожку? – предложил кто-то.

– Давай, чего уж там ждать. Кто его знает, когда отойдем.

Порезали нехитрые домашние припасы: огурчиков, сальца, лучка – и разлили по стопарику. В общем, дело пошло.

– Слышь, Михалыч, – обращаясь после первой стопки к пожилому механику Борису Гребневу, произнес оператор сейсмостанции Сергей Демин, – ты ведь старший: давай командуй, мы подчинимся.

– А чего тут командовать: наливай да пей, – незамысловато ответил Михалыч.

– Нет, мужики, погодите, прервал его Саша Елкин, выпускник нашей кафедры, который впервые шел начальником рейса и потому чувствовал ответственность, – Нам же еще погранцов надо пройти на ногах.

– Да что там погранцы? Мы же идем без заходов в иностранные порты. Они в таких случаях ставят штамп у капитана в судовой роли и никого не трогают. Да мы и не будем напиваться. Сейчас еще грамм по сто – и на боковую, А так – ни то ни се.

– Ну ладно, давай, но только по сто и притормозим.

– О чем разговор? Конечно.

Потом, как водится, никто не вспомнил, что собирались «притормозить», Одна бутылка, вторая, третья… Ящик подходил к концу. За иллюминатором уже стемнело, но никто туда и не смотрел. Дело происходило в операторской – наиболее просторном помещении в полутрюме. где даже днем был включен дневной свет. Было уже десять вечера, а судно по-прежнему стояло у стенки. Наконец, это было замечено.

Погодите, мужики, мы еще стоим.

– Да, черт, узнайте на мостике, когда отход.

– Они говорят, что уже в шесть утра.

– Знали бы раньше, ночевали бы дома.