Николай Оцуп - Океан времени

«Горы осенние…»

Горы осенние,Сжатая рожь,Стань на колени иПомни — умрешь…

Ветки под беличьейТяжестью дрожь,Звуки свирели — чьей?..Помни — умрешь…

«Душу веди мою,Кто ты — скажи?»«В ручку любимуюРуку вложи».

Природа

Для убивающих —Мне все равно, —Для заменяющихВсех погибающих,Но увядающих,Как сужденоТолько одноДно:

Я — шелестящаяЛапкой, крылом,Птица, и чаща я,Горы, и гром…Волчье и беличье,Жабье и девичье,Чье не моеЖитье-бытье?

Юная, милая,Да ни к чему:Что подарила я,Все отниму!Но благородное,Даже негодноеИ обреченноеСердце стучит

И, несравненную,Вечную, тленную,Все же вселеннуюБлагодарит.

«Куры спят и петухи…»

Куры спят и петухи,Спит собака на полу,Спят на столике стихи,Сочинитель спит в углу.

Он деревней утомлен,Он смертельно устает,Слишком ясно видит онЖесткой жизни кровь и пот.

Два вола одним ярмомВ глыбу свинчены одну,Их хозяин, хоть с кнутом,В том же старится плену.

В чистых избах гнет семьиЧасто рабства тяжелей…Визг прирезанных свинейЗдесь ласкает слух детей.

Здесь не то чтобы страшней,Чем в тревоге городской,Здесь жестокость жизни всейНе прикрыта суетой.

«Как часто я не чувствую греха…»

Как часто я не чувствую греха,Когда он хочет глубже затаиться:Бывают дни, когда слова и лицаСлиняли, стерты — и душа тиха.

А тут бы ей, казалось, бить в набат,Будить меня, будить во мне тревогу:— Очнись, очнись, ты потерял дорогу,Не стой на месте, лучше уж назад!

Но то ли я устал, на самом деле,Иль голоса души не узнаю, —В такие дни, плывущие без цели,Мне на земле спокойно, как в раю.

В такие дни я забываю СловоИ, радуясь безумью своему,Я думаю: чего же тут плохого,Да я ведь счастлив, судя по всему.

Всё кажется — еще, еще немного,И даже память бедствий и заботВо мне изгладится. И вдруг тревогаМеня стыдом и страхом обожжет.

И, глядя в ту недальнюю усталость,В то самолюбованье, тот покой, —Я в ужасе: как мало оставалось,Чтоб задремал навеки дух живой.

«И лес, и я, и небо — в тишине…»

И лес, и я, и небо — в тишине.Но зреет, нарастает, накатилось:В ветвях, и над ветвями, и во мнеВдруг что-то звучное зашевелилось.

Природа, я не знаю отчего,Ты для меня чудовище чужое.Мне страшно отдаленья твоего,Мы чувствуем по-разному. Нас двое.

Все длится непонятная борьба,И вдруг — нежданное согласованье,Когда твоих березок худобаПечалит больше, чем свое страданье,

Когда в лесу такое, как сейчас,Вдруг в жизнь вмешается невнятным гудом,И где-то над собой каким-то чудомСебя и лес я чувствую зараз.

Немая, ну а ты в минуты эти,Ты видишь ли, как я, что все на светеТаинственно сближающий магнит,Не в нас самих, что с нами кто-то третий,Тот, кто разъединенных единит?

1930–1934

«Без проблеска надежды в агонии…»

Без проблеска надежды в агонии,Когда кричать уже не стало сил,Последний час Европы и РоссииДля Блока наступил.

И человека мы похоронили,И мир погас (не только в нем),И, равнодушные к его могиле,Трезвей и проще мы живем.

Но тень его, печально-роковая,Сопровождает нас из года в годИ, все яснее предостерегая,О нашем жребии поет.

«Снег передвинулся и вниз…»

Снег передвинулся и внизСползает по наклонной жести,Садится голубь на карнизИ дремлет на пригретом месте.

И капель тысячи горстейПод ветром сыплются с ветвей…

Но этого всего с кроватиНе видно. Маятник стучит,И мало воздуха в палате,И умирающий хрипит.

«И добродетель так слепа…»

И добродетель так слепа,Что зверского не знает чуда,И наша злоба так глупа,Что видит все глазами блуда,А чудо истинное в том,Что, как бы ни казалось худоИ то, и это, — мы живем.Да что там: с болью и стыдомЗа жизнь цепляемся, покудаСмерть не поставит на своем.

«Когда устанет воробей…»

Когда устанет воробейОбтачивать сухую корку,Среди играющих детей —По их лопаткам и ведерку —

Поскачет он, прощебетав,И, это тихо наблюдая,Твою соседку за рукавПотянет девочка худая,

И ты увидишь мать и дочьОни бедны, их плечи узки,И невозможно им помочь…Но ты ведь литератор русский —

На профиль первой и второйТы смотришь с горечью такой,Как будто здесь, на этом свете(Опомнись, мало ли таких),Мы перед совестью в ответеЗа долю каждого из них.

«У газетчиц в каждом ворохе…»