Александр Пономарев - Покорители неба

Словом, задал академик задачку. Заверяю его, что поможем, провожаю до выхода и тут же звоню в Москву. Не легко было получить разрешение на испытание приборов, еще не освоенных промышленностью,- не входит такое в компетенцию учебного заведения. Подействовало имя Вавилова: обижать академика не осмелились и дали "добро". Ученые на санках доставили приборы на аэродром, с помощью наших инженеров установили их на самолетах. Это были новые аппараты для аэрофотосъемки. Вначале не все ладилось. То приводы, то затворы заедало, то экспозицию не могли выбрать. Вавилов часами находился на аэродроме, порывался сам подняться на испытание приборов в полете, не доверяя лаборантам, тащил меня в лабораторию, и при красном свете мы обрабатывали там бесконечные рулоны заснятой пленки.

- Где вы взяли эту пленку? - обрушивался академик на своих помощников.- Ей вчера сто лет стукнуло!

Но оказывалось, что причина в другом: диафрагму при съемке выбрали не ту.

Я уже клял себя, что взялся за это дело, когда Вавилов вбежал однажды ко мне в кабинет и веером разбросал на столе сверкающие глянцем листы.

- Глядите, а вы не верили! Знаю, что не верили! Не отпирайтесь!

Фотоснимки были изумительные. Не верилось, что они сделаны с большой высоты: четко просматривалась каждая деталь местности.

И испытания продолжались - на разной скорости, на разных высотах полета, при разной освещенности. Изобретателем нового аппарата для аэрофотосъемки был инженер-майор В. С. Семенов.

Но вот все закончено. Сергей Иванович пришел ко мне радостный, довольный.

- Сердечное спасибо за все. Считайте теперь нас своими сотрудниками. В любое время к вашим услугам,- заявил Вавилов, и я тут же воспользовался предложением академика:

- Нам очень нужна ваша помощь. В этой дали мы почти лишены научной информации. А без нее трудно строить обучение будущих инженеров. Вы ведь знаете, каких специалистов мы готовим.

Вавилов задумался.

- Как, коллеги, поддержим? - Он оглядел своих соратников. - Возражений нет? Тогда объявляем себя мобилизованными и призванными.

Вавилов всегда замахивался широко. И на этот раз Сергей Иванович не ограничился возможностями своего института. Той зимой столица Марийской автономной республики стала местом паломничества ученых. Они ехали сюда из Москвы, Казани, Куйбышева, Новосибирска. Мы не успевали их принимать. Гостиниц в Йошкар-Оло не было, гостей расселяли по частным квартирам, в кабинетах нашего штаба, в аудиториях. Триста семнадцать делегатов заполнили конференц-зал академии в день открытия научно-технической конференции. Наши самодеятельные художники постарались получше оформить зал. На видном месте красовались портреты Коперника, Ньютона, Галилея, юбилеи которых в те дни отмечал весь мир.

- Знают, черти, чем пронять сердце нашего брата,- посмеялся Вавилов.

Он выступил на конференции с глубоким, обстоятельным докладом "Физика и война" - о неутомимом труде советских ученых, о значении достижений пауки для победы над врагом. Три дня длилась конференция. Рассматривались на ней и проблемы фундаментальных исследований, и чисто практические вопросы. Ученые обсуждали методы эксплуатации авиационной техники в разных климатических условиях, конструкции обогревателей для моторов жидкостного охлаждения, рассматривали вопросы термической обработки дюралюминиевых деталей, определения расхода топлива для различных условий полета, вопросы водоснабжения полевых аэродромов, создания походной сварочной аппаратуры. Речи ораторов транслировались по всем аудиториям, так что весь личный состав академии прослушал выступления делегатов конференции.

Состоялся очередной выпуск. Сотни молодых инженеров отправились в авиационные части. Возникла новая проблема: кем пополнять состав слушателей. Безусловно, лучше всего было бы набирать офицеров из боевых частей - люди знающие, опытные, крещенные огнем. Но наши войска вели ожесточенные бои под Сталинградом и на Северном Кавказе. Брать в такую тяжелую пору людей с фронта?

- Не режь меня! - взмолился генерал-полковник авиации А. В. Никитин, когда я приехал к нему в Москву.- Бери где хочешь, кого хочешь, а я тебе не дам ни одного человека.

Отчаявшись, хватаюсь за последнюю соломинку: звоню председателю Комитета по делам высшей школы С. В. Кафтанову. Выслушал он меня, вздохнул:

- Вы же знаете, что и у меня сейчас каждый студент на счету. Но мне наши академики все уши прожужжали про вас. Так и быть, посылайте своих офицеров по институтам. Пусть отбирают ребят с последних курсов. Только не всех отличников сманивайте.

С той поры недостатка в абитуриентах мы не знали. Правда, вид у парнишек был неказистый - хилые, заморенные: известно, какой харч был в тылу. Помнится, некоторых студентов я даже обратно отправить собирался - такие они были непривычные к военной обстановке. А мозговитыми оказались ребята: и в учебе первые, и воевали здорово. Сейчас среди них генералы, доктора наук, генерал-полковник-инженер В. М. Шабанов - заместитель министра обороны.

В каждый свой приезд в Москву стал я заглядывать к Кафтанову. Умный, разносторонне образованный человек, превосходный педагог, он был щедр на полезный совет, на помощь. Летом 1943 года в конце беседы он спросил меня:

- Домой собираетесь?

- Да.

- Подождите, вместе поедем. Мне в Казань нужно, поручено Сталинские премии вручить нашим ученым.

В вагоне оказался еще один попутчик.

- Вы знакомы? - спросил меня Кафтанов. - Академик Петр Леонидович Капица. Не пугайтесь, он не всегда такой взъерошенный. Сейчас только - злится, что его назначили начальником Главкислорода. Такая высокая должность, а он возмущается: ученый - не хозяйственник!

- Да бросьте, Сергей Васильевич,- улыбнулся Капица,- я уже остыл.

Интересные подробности биографии ученого узнал я по дороге в Казань. В 1921 году Советское правительство командировало Капицу в Кембридж - цитадель британской науки. Чтобы стать полноправным сотрудником научной лаборатории, новичку там отпускается два года на так называемый физический практикум (вроде нашего кандидатского минимума). Капица сдал его за две недели, а через два года получил докторскую степень да еще и премию Максвелла, одну из высших наград физиков. Через пять лет он стал первым иностранцем, избранным в британскую Академию наук за двести лет ее существования. Работал Петр Леонидович в Англии под руководством великого Резерфорда. Исследовал поведение альфа-частиц в сверхсильном магнитном поле. Для этих исследований в Кембридже была построена специальная лаборатория с исполинским электромагнитом. Над входом в лабораторию появилось изображение крокодила, символизирующее науку: дескать, она, как и крокодил, не может поворачивать головы и потому обречена двигаться только вперед. Гости, собравшиеся на открытие лаборатории, и внутри нее увидели барельеф крокодила, выполненный той же рукой, только облик его очень смахивал на шаржированный портрет Резерфорда.