Андре Кастело - Королева Марго

Война угрожала вспыхнуть в четвертый раз, и Екатерина требовала от зятя, чтобы он принял участие в осаде королевскими войсками гугенотской крепости Ла Рошель. Жан Эритье очень точно подметил, что речь шла о портовом городе, жители которого прониклись «протестантским республиканизмом… странной смесью феодальных или общинных пережитков с библейскими догмами».

Вельможи, друзья и враги партии убийц собрались в Ньеле, где была расположена ставка католических войск под командованием герцога Генриха Анжуйского. Все подсматривали друг за другом, все друг друга ненавидели, все интриговали… Пока длилась осада, образовалась и третья партия, собравшая недовольных с обеих сторон, как католиков, так и протестантов, преданных идее терпимости. Иначе их звали еще «политиками». Стоит ли продолжать братоубийство ради обедни? Тот, кто однажды сделается королем Генрихом IV, в свой час напишет: «Столь странного двора больше нигде не найти. Мы почти всегда готовы перерезать горло друг другу. Мы носим кинжалы, кольчужные рубашки, а нередко еще и кирасу под плащами».

Герцог Франсуа Алансонский — в это время ему было восемнадцать лет — встал во главе «политиков», но не затем, чтобы примирить французов — это как раз заботило его меньше всего… — а из личных амбиций, чтобы досадить своему брату королю. Черные волосы, гладко бритое лицо, изрытое оспой… Это был человек, обделенный природой и сердитый на весь мир.

Генрих Наваррский охотно выслушивал проекты, с которыми носился Алансон, и даже соглашался сотрудничать с ним, питая тайную надежду однажды улучить благоприятный момент, чтобы покинуть двор и бежать наконец в свой милый Беарн. Тем временем, невозмутимый внешне, непоколебимый внутри, он разыгрывал из себя «преданного и отважного соратника». Генрих на самом деле участвовал в осаде Ла Рошели. Он даже отдал приказ своим гвардейцам принять участие в генеральном штурме города. Но не он ли заодно и посоветовал своим людям, начиная атаку, издавать громкие крики, чтобы предупрежденный таким образом гарнизон легко ее отразил?

Солдат из Гаскони, в каком бы из двух лагерей они не оказались, не проведешь. Они знали, что их король участвует в этой войне не по своей воле, а по принуждению. И не раз случалось, что солдат-протестант, осажденный за крепостными стенами, успевал спросить у приблизившегося к нему с атакующими гасконца, католика из осадной армии, что слышно нового об «их короле Наварры»? Многие могли подтвердить, что видели, как наваррец прицеливался из аркебузы во «врага». Но зажигал ли он при этом фитиль?

Осада Ла Рошели была снята вследствие события, которое переволновало двор Валуа. Благодаря мастерским интригам Екатерины, Анжу был избран королем Польши и великим герцогом Литвы.

При одной мысли, что он должен покинуть Марию де Конде, Генрих готов был отречься от этого слишком далекого трона. Кроме того, здоровье бедного Карла IX становилось все хуже. Он уже харкал кровью, и брат его действительно вскоре мог стать королем Франции. Однако королева-мать и Карл IX требовали, чтобы герцог Анжуйский согласился на королевство Польское.

Когда сто пятьдесят польских послов явились в Лувр, чтобы возложить корону на своего нового властелина, уже одним их видом Анжу был не на шутку напутан. Какой темный народ! Все они носили длинные седые бороды, а одежды их ниспадали до самой земли, тогда как французы демонстрировали ноги от пятки до бедра… Кроме того, на поляках были высокие собольи шапки, на боку у каждого болталась кривая турецкая сабля, не говоря уже о колчанах за спиной, из которых торчали пучки стрел, что придавало им вид дикарей из Нового Света. Те из них, кто не уместился в фуры, запряженные четвериками или шестериками лошадей, скакали на боевых конях, покрытых попонами золотого шитья, с уздечками сплошь из серебряных пряжек. Сопровождавшие их слуги носили на плечах тяжелые железные дубины.

Польские послы нанесли визит Маргарите, которая приняла их «в таких роскошных нарядах и с таким королевским величием», что палатин Сираду Альбер Ласко заявил по окончании аудиенции: «После того как довелось увидеть такую красоту, больше на свете нечего желать увидеть». Краковский епископ Адам Ронарский произнес длинную речь на латыни, и «Жемчужина Валуа», ко всеобщему изумлению, ответила ему столь же искусно на том же языке — и притом не менее длинной речью, — тогда как всем остальным членам семейства пришлось прибегнуть к услугам переводчика.

Вечером был устроен торжественный прием в Тюильри. Целый час нимфы, олицетворявшие шестнадцать провинций Франции, танцевали и декламировали вирши Пьера Ронсара. А взоры присутствующих были прикованы к королеве Наваррской, «одетой в платье бледно-розового испанского бархата, богато изукрашенного блестками, и в колпаке того же бархата, искусно отделанном драгоценными каменьями и перьями. Этот наряд ей настолько шел, что с тех пор она стала надевать его довольно часто и позировала в нем для портрета: из всех ее портретов этот, несомненно, самый лучший…». Брантом влюблен в очаровательную Маргариту — кстати, ходили слухи, что он тоже был ее любовником.

Для Карла IX присутствие Анжу было невыносимо и он требовал его скорейшего отъезда в Польшу. Никаких отсрочек!

— Брат мой, если вы не уедете сами, именем моей любви к вам я заставлю вас уехать силой.

Генриху Анжуйскому пришлось подчиниться, но, опасаясь, как бы он не уклонился от цели, Карл решил сопровождать его до границы Лотарингии. Королева-мать, Маргарита и герцог Алансонский также отправились в путь.

От Жана д'Альбре, барона Миоссенса, жизнь которого она спасла утром после Варфоломеевской ночи, Маргарите стало известно, что гугеноты, решив отомстить за убитых товарищей, устроили широкий заговор с целью освободить Генриха Наваррского и Генриха де Конде при пересечении Шампани королевским кортежем. Молодая Наваррская королева вместе с Миоссенсом пришла к выводу, что предприятие это «гиблое», способное «навредить как им, так и государству». Именно поэтому она решила их выдать: «Я отправилась к королю и королеве, моей матери, и сказала, что должна сообщить им что-то очень важное, но что никогда, нравится это им или нет, не открою рта без обещания с их стороны, что тем, кого я назову, не будет сделано ничего плохого и что король и королева-матушка помогут исправить зло, не подавая виду, что они посвящены в суть дела».

Карл и Екатерина заверили, что так и будет сделано.

«Тогда, — продолжает Марго, — я им сказала, что мой брат и мой муж король должны были послезавтра присоединиться к гугенотским отрядам. Те настойчиво искали связи с ними после отречения от протестантского дела, на которое они согласились после смерти адмирала и которое нельзя им поставить в вину».