Мария Дмитриенко - Рыцарь без меча

В доме Веласкеса тем временем назревали какие–то события. Все в комнатах, кабинете, гостиной и мастерской сверкало чистотой и новизной. Хуан беспрерывно куда–то бегал по просьбе доньи Хуаны де Миранды. Франциска, которой уже исполнилось десять лет, ходила размеренной походкой взрослой дамы с лицом, по одному взгляду на которое можно было догадаться, что она хранит какую–то тайну. Ученики тоже оставили работу и пропадали во дворе, занятые какими–то неотложными, по их словам, делами.

Сколько ни старался Веласкес узнать причину таинственных приготовлений, ему это не удалось. И только верный Гальярдо под большим секретом сообщил маэстро, что хозяйка хочет достойно отметить его тридцатилетие. Вот оно что!

Оставалось покорно ожидать «сюрприз» и не выдать Гальярдо.

Гальярдо от всей души привязался к дому маэстро. Сначала он просто ходил на сеансы и рассказывал маэстро всякие небылицы, потом к нему в доме привыкли, и добрейшая донья Хуана де Миранда предложила наняться слугой. Гальярдо оказался честным малым и за добро платил добром. Вот только его болтливый язык! Но дон Диего за это не сердится, дай бог ему тысячу лет жизни!

Домашний праздник прошел необычайно весело. Даже застенчивая хозяйка на настойчивые просьбы гостей спела. У нее был прекрасный голос. Больше всех тронул дона Диего его друг Франсиско Гомес де Кеведо–и–Вильегас. Дон Франсиско был дворянином по происхождению Судьба баловала его титулами и государственными должностями (он даже был секретарем Филиппа IV). Но выше всех постов в государстве ставил он скромное звание поэта. Стихи были его страстью. Сам талантливый и остроумный, Кеведо в других ценил прежде всего талант. Его стихи становились песнями, и их распевали на улицах Мадрида. И не приведи господь было попасться ему на язык! Но перед Веласкесом гордый и независимый дон Франсиско первый снимал шляпу. Друга своего он любил за стремление писать всегда только правду, за большое сердце художника. В этот день он подарил дону Диего стихи «Кисть». Маэстро перечитал их несколько раз. Там были такие строки:

Великий гений твой, Веласкес, чудо

Волшебной кистью совершать способен,

Даруя душу красоте и сердцу нежность.

И каждый твой рисунок — правда жизни.

Но как различны все твои картины

И в каждой есть свое соцветье чувств.

Когда ты пишешь, краски на доске

Мертвы и плоски; но прикосновенье

Твоей руки им сообщает жизнь,

И если чье–нибудь лицо

Ты переносишь на недвижный холст,

То вместе с ним и жизнь на холст ложится;

Лицо живет, натуре так подобно,

Что не портретом кажется оно,

А отраженьем в зеркале.

Спасибо, друг, за высокую оценку. Теперь осталось узнать, какой же подарок приготовил король Филипп.

У графа Оливареса была слабость — он любил сообщать приятные известия, особенно если к ним причастен сам. Ранним утром по дороге в канцелярию он заглянул к своему подопечному, каким он считал до сих пор Веласкеса, не заметив, что ребенок давно перерос опекуна.

Сегодня его новость была особенной. Королю очень понравился «Бахус». Хотя самого Оливареса «эти плуты», как он выражался, мало волновали — им больше подошло бы место в Саладеро, мадридской тюрьме, чем на полотне, — он был доволен похвалами короля. Ведь это он, Оливарес, в свое время «нашел» Филиппу придворного художника!

Король оказался щедрым не только на похвалы. Помня разговор с Рубенсом о том, что мадридским маэстро неплохо бы посмотреть мир, он разрешал Beласкесу поездку в Италию. В канцелярию двора уже отдан приказ выплатить художнику жалованье в 400 дукатов (это за два года вперед!), кроме того, дону Диего жаловали золотую медаль.

Веласкесу вначале показалось, что граф задумал над ним подшутить. Но когда Оливарес сказал, что ему надлежит прийти за деньгами и рекомендательными письмами, он поверил. Он поедет в Италию! Казалось, в жизни Веласкесу не доводилось слышать более мелодичного сочетания слов! Италия! Италия! — звенело в ушах. Он едет в Италию!

В несколько мгновений в доме маэстро все были поставлены на ноги. Донья Хуана де Миранда с улыбкою смотрела на мужа, буквально летавшего по комнатам. Внезапно прервав восторженную речь, он попросил Хуана принести ему из библиотеки что–нибудь об Италии.

Хуан принес книгу. Это были сонеты Петрарки! Художник улыбнулся. Да, он скоро увидит благословенную землю редких талантов. Но сейчас ему нужна другая книга.

В кабинете было прохладно. Тома тесными рядами размещались на полках вдоль стен. Веласкес любил книги. Но одной любви было мало для того, чтобы составить для себя отличную библиотеку. Он всегда с завистью смотрел на библиотеки в домах Фонсеки и Оливареса, где были собраны несметные книжные богатства. Ему же не хватало для этого главного — времени; денег на книги, как бы дорого они ни стоили, он не жалел. Книги — помощники художнику в работе. Вот труды античных мыслителей — Тита Ливия и Квинта Курция Руфа, дальше сочинения по философии «Политика» и «Этика» Аристотеля. Блеснули корешками поэтическая антология, испанский перевод Горация, «Метаморфозы» Овидия, «Неистовый Роланд» Ариосто. Пожалуй, таким книжным фондом мог гордиться всякий высокообразованный человек в Испании.

Отдельно стояли книги по живописи, их было больше всего, ведь они представляли профессиональные интересы художника. К живописи, скульптуре и архитектуре примыкали книги по арифметике, геометрии и перспективе и четыре тома руководства по анатомии.

Наконец он нашел то, что искал. «Назидательные новеллы» Мигеля де Сервантеса Сааведры, изданные книготорговцем Франсиско де Роблесом еще в ноябре 1612 года. Те самые «Новеллы», о которых поэт Хуан де Солис Мехия сказал:

О ты, что эти повести читаешь!

Коль ты проник в их сокровенный разум,

То истина тебе сверкнет алмазом,

Под этой ризой ты ее узнаешь.

Быстро перелистывал страницы маэстро. Вот то, что он искал, — впечатления испанца от поездки в Италию. Вместе с героем он совершал путешествие по улицам прекрасной Генуи, владыки мира Рима, великолепной Венеции, нарядного Неаполя, цветущей Флоренции. Скоро, совсем скоро он увидит все это сам!

До отъезда нужно было закончить еще два полотна. Портрет доньи Хуаны де Миранды был уже почти готов. Наконец–то художник выкроил время и написал портрет жены. Раньше он просил ее позировать ему для религиозных картин, и молчаливая, скромная донья Хуана де Миранда охотно соглашалась. Ее любовь к мужу была беспредельной. Однажды в дни молодости, еще в Севилье дав обет быть ему верным другом, она оставалась им на протяжении всей их жизни. Преданная, заботливая, она была тихим уютным островком в шумном потоке придворной жизни.