Софья Бенуа - Грета Гарбо. Исповедь падшего ангела

Сесиль Битон также не сидел на месте; несмотря на их отдаленность, переписка между недавними влюбленными продолжалась, то едва не прекращаясь совсем, а то вспыхивая с новой силой. Письма Мерседес лишь добавляли недостающие звенья в эту бесконечную череду событий из жизни Гарбо, в которые желал быть втянут Сесиль. Уже долгие годы он хотел (и имел) непосредственное отношение к личной жизни этой недавней мегазвезды экрана.

Побывав по делам в Европе в год, когда Гарбо и Шлее путешествовали, он поехал на Капри, затем в Венецию, оттуда 9 сентября вылетел в Нью-Йорк, а уже через пару дней вернулся обратно в Лондон. Дома его ждала весточка от Гарбо; вновь появлялись надежды на незабываемые встречи тет-а-тет, ибо, как сообщала респондентка, Грета будет 20 сентября в Крильоне, тогда как ее спутнику Шлее надобно вернуться в Штаты. Но актриса прибудет не одна, с ней останутся Гюнтеры, и они же будут сопровождать ее в Лондон. Возможно, в Лондон прибудет также Сесиль Ротшильд. (Гарбо пошутила: без пальто эта дама вполне может сойти за Сесиля Битона.)

Все могло быть так и не так… Не удивительно, что, когда Сесиль прибыл вместо Лондона в Париж, он застал там Гарбо в компании Сесили Ротшильд, «причем вид у нее был «довольно затрапезный» – на лбу пластырь, волосы всклоченные, лицо в морщинах, а комната уставлена полуувядшими цветами и фруктами».

Несмотря на постоянные жалобы Гарбо на плохое самочувствие (в письмах и при личной встрече), Сесиль отметил ее бьющую через край энергию.

В компании Ротшильд и Битона Гарбо с готовностью отправилась в театр, на пьесу Жульен Грин «L’ombre», с которой, впрочем, вся эта тесная группа сбежала. Ибо спектакль показался им ужасно скучным.

В другие дни они завтракали в «Средиземноморском клубе», бродили по выставкам и антикварным лавкам. Сесиль привычно для себя подмечал: «Где бы ни появлялась Гарбо, вслед за ней всегда тянулся шлейф всеобщего любопытства».

Самый преданный биограф Греты – Сесиль Битон – рассказывает: «На Рю Бонапарт, проходив за ней до этого с полчаса хвостом, к ней подошел какой-то греческий студент, чтобы признаться в своей пламенной любви, а также попросить, чтобы она черкнула ему в записной книжке крест, линию, что угодно.

Я еще ни разу не видел, чтобы кто-то так, как он, не мог унять от волнения дрожь – его голос дрожал и обрывался. Должен признаться, что я знаю Грету уже около двадцати пяти лет, и хотя время наложило на нее свой жестокий отпечаток, ее магия все еще здесь – невероятная тайна ее красоты, эта искра, этот смех, эта чувствительность, эта тонкая натура, сам аромат ее красоты… В ее внешности есть нечто театральное, и одновременно она – сама естественность; просто ее естественная тяга к игре не может не проявить себя, и поэтому, где бы она ни появилась, это не может остаться незамеченным».

На следующий день предстоял перелет в Англию. Вечером накануне путешествия Гарбо чуть не закатила истерику только за то, что Сесилю долго не удавалось поймать такси. «Вот видишь, я уже на грани полнейшего упадка сил, вот почему без мадемуазели Сесили никак не обойтись: у нее всегда своя машина и шофер», – капризничала примадонна, уставшая бегать от любопытствующих и репортеров.

Однако следующий день был слишком великолепным, чтобы обращать внимание на мелочи. Едва их машина, везущая своих пассажиров в аэропорт, выехала за город, где начинались поля, как «солнце и свежий воздух сотворили с Гарбо чудеса – по мнению Сесиля, она вновь стала «юной и гибкой», как в день их первой встречи».

«Когда наконец я шагнул к себе домой вместе с Гарбо, чтобы выпить чашку чая, мне уже было не до слов. Я посмотрел на себя в зеркало и увидел запавшие глаза, свидетельствующие о полном нервном истощении. Она же во многих отношениях скорее напоминает мужчину. Она позвонила мне, чтобы сказать: «По-моему, сегодня в полседьмого мы могли бы испробовать один экспериментик». Однако поскольку она говорила по-французски, то поначалу было трудно взять в толк, что она имеет в виду; но вскоре я разгадал ее намеки, хотя и притворился, что не понимаю. Она была в явном замешательстве – толика чопорности с моей стороны была вызвана возмущением в душе ее откровенностью и прямолинейностью, хотя, казалось бы, именно эти качества должны были вызвать у меня уважение».

По давней привычке Сесиль в своем дневнике зафиксировал каждое слово, каждый шаг обожаемой, ценимой им Греты Гарбо.

«Весь этот уик-энд она вела себя как ребенок – такая счастливая и смешная, искрящаяся остроумием. Безусловно, она гений в том, что касается ее умения осложнять собственную жизнь и жизнь окружающих, однако трудности этого уик-энда носили самый что ни на есть поверхностный характер и скорее напоминали дружеское поддразнивание. Сегодня мы вместе с Сесилью де Ротшильд отправились в Оксфорд. По-моему, лучшей спутницы ей не сыскать: Сесиль целостная, уравновешенная натура, без капли вульгарности, человек с твердыми жизненными ценностями и убеждениями. Несомненно, это уже шаг вперед по сравнению с дурацким детским сюсюканьем и жаргоном антикварных лавок Второй авеню. Сесиль только тем и занята, что пытается облегчить Грете жизнь, тем более что той, как никогда, нужен кто-то, кто бы о ней заботился. Какая она, однако, притягательная натура! Воистину, Грета величайшая чародейка нашего времени, и как замечательно, что я ее знаю, – и опять-таки, как печально, что именно эта ее натура мешает ей вести простую человеческую жизнь, такую, какую ведут менее прославленные представители человеческого рода. Мне совершенно не известно, как долго она еще намерена здесь оставаться – или же ей снова вздумается вернуться во Францию».

В другой раз Сесиль вспоминает о поездке Гарбо вместе с Сесилью Ротшильд, которые «отправилась в Кембридж навестить Виктора Ротшильда».

В какой-то иной момент, пребывая в ином настроении или после более длительного общения с Сесилью Ротшильд, Битон запишет следующее: «Мы все трое отлично ладили, хотя, как мне кажется, Сесиль – так же, как и я, как каждый из нас, – не прочь подчинить Грету себе, всю целиком, заставить ее отказаться от всякой независимости».

И вот уж совсем неприкрытые нотки раздражения по поводу вторжения в жизнь Греты Ротшильдов: «У нас ведь почти не было времени побыть наедине – сначала эти Гюнтеры, затем Сесиль, и вот теперь ее, можно сказать, передают в цепкие руки ротшильдовскому клану…»

Как-то Грабо призналась Битону: «Люди слишком часто использовали меня в своих целях, столько раз они делали мне больно, выкидывали такое, чего я от них никогда не ожидала. Я знала стольких мошенников, которые хотели использовать меня в своих интересах, и им это удавалось, и хотя они повергали меня в ужас… я до сих пор не могу поверить, что это дурные люди». Но кто был в этом ряду обидчиков – актриса не упомянула, да, впрочем, им это и не нужно было; актриса и фотограф долгие годы прекрасно понимали друг друга. А вот, как мы видим, и Мерседес де Акоста словно бы вторит Сесилю Битону: «Это просто несправедливо – что это прелестнейшее создание эксплуатируют бессовестным образом, а она сама этого не понимает. В своей наивности она подобна ребенку, и поэтому ее всегда эксплуатируют».