Михаил Мирович - Генерал де Голль

— Мне очень интересно было бы узнать мнение англичан и американцев по этому вопросу, но они предпочитают договариваться между собой без нашего участия… С другой стороны, и те, и другие не имеют непосредственных границ с Рейн-Вестфалией, а потому не могут чувствовать нашу позицию… По моим сведениям, наши союзники собираются установить над Рейн-Вестфалией международный контроль.

— Если мне не изменяет память, Черчилль и Рузвельт воюют именно в этой части Германии. Мне кажется, они имеют право участвовать в решении этого вопроса, — товарищ Сталин пустил к потолку клуб дыма и кинул быстрый взгляд на де Голля.

— Конечно, имеют, — излишне резко произнес генерал, но тут же взял себя в руки и уже спокойным тоном произнес: — Они не только имеют право участвовать, но и участвуют. Однако наши союзники закончат войну и вернутся домой, а мы с вами опять останемся с немцами один на один!

— Я думаю, что теперь мы сможем за себя постоять. Кстати, не собирается ли Франция ставить вопрос о том, чтобы Саар и Рур перешли под ее юрисдикцию?

— Нет, мы не ставим вопрос в такой плоскости, — четко ответил генерал. — И еще бы мне хотелось узнать о ваших планах относительно Польши.

— Черчилль хочет отдать полякам территории, которые отошли от нее к востоку от линии Керзона. Мы же считаем, что Силезия, Померания и Восточная Пруссия исторически принадлежат польскому народу и должны быть присоединены к послевоенной Польше.

Генерал посмотрел на советского лидера и подумал о том, что перед ним сидит человек, который внес полную сумятицу в умы и души западных политиков. Более двадцати лет он стоял у руля дикого, непредсказуемого государства, которое наводило ужас на цивилизованный мир своим нескрываемым стремлением к мировому господству, именуемому вождями Октябрьского переворота диктатурой пролетариата. Теперь же главный коммунист говорит с ним как с добрым старым приятелем или партнером по покеру.

— Мне кажется, господин генерал, — прервал раздумья де Голля Сталин, — что мы можем продолжить нашу содержательную беседу завтра.

— Да, конечно…

…Ночью генерала неожиданно разбудили и срочно потребовали в Кремль. Не успев отойти ото сна, де Голль увидел в коридоре широко улыбающегося Сталина.

— Извините нас, господин генерал. Мы решили доставить вам удовольствие, — сказал Иосиф Виссарионович, взяв француза под руку. — Думаю, вы не пожалеете.

В сопровождении охранника он повел генерала по коридору. Потом свернул в одну из комнат, которая оказалась кинозалом.

— Прошу вас, генерал, — сказал Сталин, садясь в кресло и указывая де Голлю на стоящее рядом. — Располагайтесь, чувствуйте себя как дома.

Фильм был документальным, рассказывающим о победах русского оружия над фашистами. Русские шли в атаку, немцы позорно сдавались, играла бравурная музыка и голос Левитана гремел, как торжественный набат.

Все было бы ничего, но как только русские солдаты на экране поднимались в атаку, эмоциональный Сталин что есть силы сжимал колено де Голля. Генерал терпел сколько мог, но в конце концов не выдержал и аккуратно снял костлявые пальцы Сталина со своей ноги.

…На следующий день встреча Сталина и де Голля возобновилась.

— Мы думаем, что нам стоит продолжить обсуждение польского вопроса, — начал Сталин. — Все дело в том, что мы не очень хотим поддерживать правительство Польши, которое заседает в Лондоне. Они там занимаются несерьезными делами: раздают портфели министрам, собирающимся руководить страной после войны. А что они знают о положении в Польше? Ведь эти «лондонские» поляки не бывают у себя на родине!

— Кажется, вам следует говорить об этом с Черчиллем, — ответил де Голль.

Де Голлю показалось, что Сталин намеренно с презрением отзывается о «лондонских» поляках.

Ведь сам де Голль начинал карьеру именно благодаря помощи Черчилля и английского правительства. Во всяком случае, на первых порах именно Великобритания помогла ему встать на ноги и организовать борьбу с фашистами.

— Вы должны нас понять, — сказал Сталин. — Польша — это гарант нашей безопасности. Мы хотели бы очень, чтобы вы поддержали нас в вопросе будущего правительства Польши. В свою очередь мы готовы заключить с вами двусторонний союзный договор.

— Франция трижды подвергалась германскому вторжению, — проговорил генерал. — Франция и Россия являются теми странами, которые находятся под непосредственной германской угрозой и которые платят дороже всех во время германских вторжений. Францию и Советский Союз можно с полным правом назвать первым этажом безопасности.

— Думаю, мы уже построили фундамент, — без тени улыбки произнес Генеральный секретарь ЦК ВКП(б).

— Я хотел бы, чтобы о нашем разговоре знали только мы двое, — сказал в конце беседы де Голль.

— Так ведь нас и было двое, — Сталин хитро посмотрел на Трояновского.

— Я хотел бы поблагодарить вас за обещание хранить наши разговоры в секрете, — нервно сказал де Голль, — и надеюсь, что нашу следующую встречу будет переводить именно господин Трояновский, который очень тонко разбирается в нюансах французского языка…

Десятого декабря в Кремле был подписан Договор о союзе и взаимной помощи между Советским Союзом и Францией. Договор предусматривал продолжение войны до окончательной победы над Германией, отказ от сепаратных переговоров с ней и обязательство предпринять после войны все меры для устранения любой новой угрозы, исходящей от Германии, и препятствовать таким действиям, которые делали бы возможной попытку агрессии с ее стороны.

Особо оговаривалось, что стороны обязуются не заключать какого-либо союза и не принимать участия в какой-либо коалиции, направленной против одной из договаривающихся сторон.

После успешного завершения переговоров Иосиф Сталин пригласил генерала на ужин в Кремль, на котором присутствовало все советское руководство. Первый тост произнесли за вождя всех времен и народов Иосифа Сталина.

Де Голль вежливо приподнял бокал с шампанским, но не успел наклонить голову в вежливом поклоне, как грянуло гулкое: «Ура!» Постепенно привыкающий к советским ритуалам, де Голль пригубил бокал и принялся наблюдать за происходящим.

Во время ужина генерал обратил внимание, что как только советский руководитель поднимал тост за кого-либо из своих сподвижников, тот стремглав несся к нему, чтобы чокнуться. Во время этой пробежки Сталин зорко следил за поведением соратников: не обуяла ли кого-нибудь гордыня, не проявляет ли бегущий медлительности.