Павел Михайлов - 10000 часов в воздухе

Экипажу Крюкова приходилось ежеминутно припадать к земле или зарываться в кусты: группы немецких автоматчиков рыскали по оврагам, прочёсывая кустарник. На каждом шагу пилотам грозила бессмысленная гибель от шальной пули.

Лётчики пытались держать направление на русские голоса, но в схватке всё смешалось, не было и определённой линии фронта, поле боя представляло собой хаос разрозненных, самостоятельно сражающихся между собой групп.

Тучи рассеялись, над Днепром зажглись звёзды, они то появлялись, то исчезали, заслоняемые тёмными силуэтами самолётов. Оставаться дальше в овраге становилось рискованным.

Крюков наставлял экипаж:

«Надо пробираться к своим, присоединяться к парашютистам! Только смотрите, ребята, двигаться осторожно, без шума…»

Но не успели лётчики сделать и нескольких шагов, как обнаружили фашистскую засаду. Хотя они переговаривались шёпотом, гитлеровцы уловили русскую речь. Тотчас же десятка два фашистских автоматчиков принялись прошивать местность автоматными очередями, а затем кинулись шарить по кустам, где притаились пилоты.

Крики врагов, бешеные автоматные очереди вынудили лётчиков принять неравный бой. Штурман корабля, отстреливаясь на ходу из автомата, был сражён осколками разорвавшейся у него на поясе гранаты. Остальные члены экипажа бросились врассыпную, потеряв в темноте друг друга.

Бортмеханик и бортрадист вовремя успели скрыться от преследователей и через несколько дней вышли к своим.

По-иному сложилась судьба командира корабля Александра Крюкова. Присоединившись к своим парашютистам, он вместе с бойцами принял горячий бой. Группа отважных смельчаков в течение двух дней сдерживала натиск гитлеровцев. Затем оставшаяся горстка бойцов вынуждена была отступить в балку, которую вскоре гитлеровцы блокировали со всех сторон, подвергнув её непрерывному обстрелу. Однако одолеть лётчиков гитлеровцы сразу не смогли. Только на третьи сутки фашисты, почувствовав ослабление сопротивления (кончились боеприпасы), усилили ружейно-пулеметный огонь: в овраг, как град, посыпались гранаты.

Крюков и оставшиеся в живых бойцы, обессилевшие и истощённые, на пятые сутки были взяты в плен. Они продолжали отбиваться без патронов, но на каждого из советских бойцов навалилось не менее чем по пяти гитлеровцев.

Фалеев только что собрался полоснуть очередью в бегущих прямо на него гитлеровцев, как почувствовал толчок в правую руку. Автомат, перебитый пулями, опустился дулом вниз, а из кисти хлынула кровь.

Фалеев рухнул навзничь, широко раскинув руки и выронив автомат: бежать было поздно, сопротивляться безоружному бесполезно. Оставалось одно — притвориться мёртвым.

Набежали фашисты. Один из них дал по Фалееву короткую очередь, но в темноте промазал. Другой поддал «мертвецу» под бок ногой. Фалеев мешком покатился под уклон на дно оврага. Решив, что пилот убит, они ринулись дальше, по направлению к месту, где лежали остатки разбитого самолёта.

Едва фашисты удалились, Фалеев, собрав последние силы, пополз от места стычки. Он перебирался от куста к кусту, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Вскоре фашисты вернулись, но Фалеев успел уже отползти метров на двести в сторону. Он слышал, как гитлеровцы громко переругивались, видимо обвиняя друг друга в том, что упустили лётчика. Потом в бешенстве начали круговой обстрел местности. Пули свистели над головой Фалеева, сбивали вокруг ветки кустарника. Но ни одна из них, к счастью, не задела лётчика. Отведя душу, автоматчики двинулись обратно в своё расположение.

Немного успокоившись, Фалеев снова пополз, переваливаясь из оврага в овраг. Небо побледнело, приближался рассвет. Автоматно-пулемётная стрельба стала стихать, умолк и лай зениток. Фалеев в одном из оврагов обнаружил размытую ручьем яму; вокруг неё поднимались густые заросли ольхи, ивы, орешника. Наломав тихонько веток, пилот устлал ими глинистое дно, обмыл водой из лужи разбитое лицо, кое-как перевязал раненую руку. Затем прилёг на свою зелёную постель и тотчас же заснул.

Проснулся Фалеев только к вечеру. Ныло ушибленное лицо, горела раненая кисть, мучили голод и жажда. Он с отвращением прополоскал рот мутной водой и, осторожно раздвинув кусты, стал присматриваться, где находится. Поблизости, на пригорке, виднелся гитлеровский укрепленный район, По дороге взад-вперёд сновали машины, ползли, громыхая, танки. Где-то недалеко шёл артиллерийский бой.

Несколько в стороне пилот обнаружил извилистый овраг, ведущий, видимо, к Днепру.

С наступлением темноты Фалеев пополз по этому оврагу.

— Проползу метров пять, — продолжал свой рассказ Фалеев, — притаюсь, прислушаюсь, нет ли поблизости фрицев, а там дальше ползу. Так метр за метром, от куста к кусту, и продвигался к Днепру. Отдыхал каждые полчаса, ложился навзничь, глядел в усыпанное звёздами небо. Оно было сплошь иссечено линиями трассирующих пуль. До меня доносились сверху непрерывный гул самолётов, треск пулемётных очередей, хлопки разрывающихся снарядов. Душа болела: там, вверху, летают наши, идёт воздушный бой, а я тут ползу по оврагу, как уж…

Перед самым рассветом, переждав, пока проедут мимо фашистские автомашины, подсвечивающие себе путь подфарниками, осторожно переполз через дорогу, снова скатился в какой-то овраг, нашел глубокую воронку от авиабомбы и забылся в тяжёлом, неспокойном сне.

На третью ночь своего мучительного путешествия Фалеев наконец увидел впереди гладь реки, на поверхности которой расплывались отблески рвущихся снарядов. Он чувствовал бесконечную усталость, но вид Днепра, на левой стороне которого находились свои, вливал новые силы.

Выполз Фалеев из своего укрытия на бугорок, раздвинул осторожно кусты и замер: прямо на него шёл немецкий патруль, автоматчики. Упал он ничком, кусты плотно сомкнулись. Фрицы прошли мимо, ничего подозрительного не заметив.

Фалеев снова пополз и вскоре достиг реки; у самого берега увидел плывущее бревно. Бесшумно спустившись в воду, он ухватился за него и поплыл. Фашистские посты открыли по нему стрельбу. Пули как дождь падали в воду, а Фалеев всё плыл и плыл. Открыли огонь и с левого берега, тогда пилот приподнял голову и неистово закричал:

«Куда бьёте, черти! Я свой, советский пилот с подбитого самолёта!»

«Знаем мы этих «своих»! — насмешливо ответили ему бойцы. — Ну чёрт с тобой, плыви сюда, фриц паршивый, — живьём возьмем!»

Когда пилот почувствовал под собой илистое дно, силы оставили его. Ноги подкосились, он упал в воду и стал захлёбываться. Тут советские бойцы вытащили его на берег.

— Тащили меня довольно невежливо, — вспоминал Фалеев — ухватили под мышки, тянут, а ноги у меня по земле волочатся. Кое-кто из бойцов нет-нет да и поддаст коленом в мягкое место. Ну, думаю, убить-то не убьют, а тумаков я немало нахватаю. Наконец я не выдержал.