Мэри Нэфф - Личные мемуары Е. П. Блаватской

Поезд в Аллахабад отправлялся в 8 часов вечера, и нам приходилось провести всю ночь и до 6 часов утра в дороге. Хотя у нас был свой десятиместный вагон первого класса, в котором не было мест для посторонних лиц, однако, по разным причинам, я была уверена, что не усну всю ночь. Поэтому, заранее запасшись свечами для ручного фонаря, я приготовлялась преступить железнодорожный закон и читать всю ночь интересовавшую меня брошюру д-ра Поля. Часа за полтора до отъезда мы отправились все гуртом отобедать за общим столом в «Refreshment Rooms», то есть в буфет дебаркадера. Наше появление произвело видимое впечатление: мы занимали с четырьмя индусами весь край стола, за которым находилось человек пятьдесят пассажиров первого класса, таращивших на нас удивленные, полные нескрываемого презрения, глаза. Европейцы, братающиеся с индусами!.. Индусы, обедающие с европейцами!.. Сдержанный шепот стал переходить в громкие восклицания, и одна важная леди даже не вытерпела: встала из-за стола и ушла. Если бы не внушительное присутствие, несомненно, родного типа: англичан У***, да мисс Б***, и полковника, которого все принимали за английского офицера, наверно случился бы скандал. К Такуру подошли два англичанина и, пожав ему руку — тоже редкостное происшествие — отвели его в сторону как будто для дела, но в сущности для удовлетворения любопытства: они оказались его старыми знакомыми. На других индусов никто не обратил ни малейшего внимания. Здесь мы узнали в первый раз, что за нами следит полиция. Такур, указав на розового, с длинными белокурыми усами капитана в белом кителе, быстро шепнул мне: «Остерегайтесь»… Тот был агент тайной полиции из политического департамента, посланный вслед за нами из Бомбея. Услыхав это приятное для нас известие, полковник расхохотался на всю залу, что еще больше взволновало кушавших альбионцев. Мы узнали позднее, что все слуги отеля обязаны шпионить. Но в Индии обычай — водить за собой всюду собственных слуг, даже на званые обеды: поэтому и за нашими стульями торчало по одному индусу, а за Такуром находились его четыре щитоносца и двое слуг. Неприятель был, таким образом, совершенно отрезан этой армией голоногих защитников, и отдельным шпионам оставалось мало шансов подслушать наши разговоры; да нам к тому же и нечего было скрывать. Но, признаюсь, на меня это известие подействовало очень скверно. Наконец, этот неприятный обед кончился. Устроившись на ночь в вагоне, я принялась за свою брошюру…

Между прочими интересными вещами, д-р Поль обстоятельно и весьма научно объясняет тайну периодически прекращаемого йогами дыхания и некоторых других, по-видимому, совершенно невозможных феноменов, которые он наблюдал неоднократно собственными глазами…

«Но все это лишь физические феномены, производимые хатха-йогами. Каждый из них подлежит исследованию естественных или физических наук, и всегда интересовал меня гораздо менее феноменов из области психологии». По этому вопросу д-ру Полю почти нечего было сказать. В своей 35-летней службе в Индии он встретил только трех радж-йогов. «Ни один из них не решился открыть мне малейшей из приписываемых им великих тайн природы, не взирая на их ко мне расположение. Один напрямик отказался от приписываемого могущества; другой откровенно сознался, что обладает таким могуществом и даже не раз доказывал мне оное на деле, но отказался от всякого по этому поводу объяснения. Наконец, третий согласился кое-что объяснить мне, если я ему поклянусь никогда и никому не объявлять того, что от него узнаю, даже на смертном одре. Так как в этом случае моею единственной целью было желание просветить погрязший в невежестве и атеизме мир, то, признаюсь, я отказался.

А дар радж-йогов несравненно интереснее и в тысячу раз важнее для мира, нежели феномены хатха-йогов. Этот дар чисто психический: радж-йоги к знанию хатха-йогов присоединяют всю шкалу умственных феноменов. Приписываемые им дары, по крайней мере в священных книгах, следующие: 1) дар пророчества и предвидения грядущих событий; 2) понимание всех незнакомых им языков; 3) целение недугов; 4) искусство читать чужие мысли; 5) слышать разговоры и все происходящее за несколько тысяч миль; 6) понимание языка зверей и птиц; 7) Пракамия (Prakamya) — способность останавливать руку времени, сохраняя юношескую наружность в продолжении долгого, почти невероятного периода времени; 8) способность оставлять собственное тело и переходить в другое; 9) Вазитва (Vashitva) — дар укрощать и даже убивать самых диких зверей одним взглядом; и, наконец, самое ужасное — месмерическая сила, вполне подчиняющая себе людей и одним действием воли заставляющая их бессознательно повиноваться невыраженным приказам йогов». [1, с. 227—237]

Глава 15

Приключения в Бирме, Сиаме и Китае

«Мы не верим ни в какую магию, которая перекрывает возможности и силы человеческого ума, ни в «чудеса», будь то явления светлых или темных сил, если они переступают установленные веками законы природы. Несмотря на это, мы придерживаемся высказываний одаренного автора — Рестуса о том, что человеческое сердце еще не полностью исследовано, и мы еще не достигли и даже не поняли возможностей скрытых в нем сил». [5, т.1, с. XI]

«Многие годы, проведенные среди «варварских» и «христианских» магов, оккультистов, месмеристов и разных других представителей белой и черной магии, казалось бы достаточны, чтобы дать нам право быть компетентными в этом спорном и очень сложном вопросе. Мы встречались с факирами, индийскими святыми и наблюдали их связь с Питрисами. Мы наблюдали вытье и танцы дервишей, у нас были дружеские связи с европейскими и азиатскими марабутами Турции, дамасскими и бенаресскими укротителями змей и мало осталось среди них не исследованных нами». [5, т.1, с. 42, 43]

«Однажды в Индии мы присутствовали при состязании в психической силе между святым госсейном (нищим факиром) и неким колдуном… Мы обсудили вопрос о сравнении силы Питрисов факира (pre-Adamite spirits) и невидимых союзников колдуна. Испытание их мастерства было обусловлено и автор была выбрана арбитром. Состязание происходило в обеденное время на берегу маленького озера в Северной Индии. На гладкой поверхности воды плавало бесчисленное количество водяных цветов и большие блестящие листья. Каждый из состязующихся сорвал один такой лист.

Факир положил его на грудь, скрестил руки и моментально впал в транс. После этого он положил лист на воду, верхней его стороной вниз. Колдун утверждал, что он покорит «водяного владыку» — духа, который живет в воде, и хвастал, что он своей силой заставит этого духа не дать Питрисам проявиться на листе факира. Он взял другой лист, произнес чудодейственные слова и бросил его в воду. Лист колдуна стал кружиться вокруг неподвижного листа факира. Через несколько секунд оба листа были вынуты из воды. На листе факира, к большому неудовольствию колдуна, можно было заметить симметричный рисунок из белых письмен, как если бы сок растения был употреблен вместо чернил. Когда лист высох и стало возможным внимательно рассмотреть этот рисунок, оказалось, что это ряд санскритских букв, выражающих слова высокого морального содержания. Следует добавить, что факир этот не умел ни писать, ни читать. На листе колдуна мы обнаружили не письмена, а отвратительные изображения чертовских рож. Итак, на каждом листе был воспроизведен оттиск, аллегорически отображающий характер состязающегося, указывающий на то, какие духовные сущности его окружали». [5, т.1, с.368, 369]