Адольф фон Эрнстхаузен - Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943

– Да на студии так и так вырежут все, что их не устроит, – махнул рукой военный корреспондент.

Как мне рассказали позднее вернувшиеся из отпуска наши солдаты, этот фильм, соответственно «обработанный», был показан в полевой кинохронике. Комментарий к нему гласил: «Германская горнопулеметная рота в наступлении на Кавказе». Это далеко не полностью соответствовало происходящему на экране, поскольку там было показано отступление горной артиллерии, но то, что это были немцы и именно на Кавказе, истине соответствовало.

Когда мы приблизились к полю боя, наш путь оказался под огнем русской артиллерии. К нам приблизились измотанные солдаты в пропитанных кровью мундирах. Двое легкораненых поддерживали под руки бледного как смерть старшего егеря. Майор Нобис протянул ему обе руки:

– Вы всегда были отличным солдатом. Выздоравливайте и передавайте привет родине.

Старший егерь попытался принять стойку «смирно». Гордая улыбка скользнула по его усталому лицу. Затем он снова обвис на поддерживавших его руках солдат.

– Ему уже не придется передать привет родине, – заметил обер-вахмистр Людвиг, когда мы двинулись дальше.

Мы побывали на перевязочном пункте батальона. Судя по звукам боя, неприятель должен был быть совсем недалеко отсюда. В плоской низине, где скрещивались две дороги, на увядшей листве лежали в ряд тяжелораненые, которых доставили сюда врач и санитары. Первый из увиденных нами раненых лежал прямо на животе и тяжело хрипел. На его обнаженной спине зияла кровоточащая рана размером с кулак.

– Здесь лежат, – начал свой рассказ врач, – только очень тяжелые раненые. Русские ведут огонь фугасными снарядами. Эти раненые, безусловно, нетранспортабельны. Но мы все же попытаемся их эвакуировать. Левый фланг русских расположен столь же недалеко отсюда, как и наш собственный правый фланг. Я уже затребовал носильщиков. Надеюсь, они все же прибудут и еще смогут эвакуировать самых тяжелых.

На правом фланге русских мы добрались до нашего батальона, который вповалку лежал на округлой, поросшей лесом вершине. На небольшом свободном пространстве посередине стоял в одиночестве капитан Аббт с выражением лица человека, который вряд ли рассчитывает на спасение, но готов пасть на своем посту.

– Что здесь происходит? И где ваш штаб? – довольно резко спросил его майор Нобис.

Аббт раздраженно переспросил:

– Мой штаб? У меня остался только один посыльный, да и тот удерживает сейчас левую роту на правом фланге, потому что русские пытаются там перекрыть нам пути к отходу.

Нобис хотел что-то возразить ему. Но ему не удалось этого сделать. После залпа русской артиллерии неожиданно разверзся сущий ад. Беглый огонь из минометов заставил нас броситься на землю. Не переставали рваться тяжелые снаряды русских орудий. Они падали так близко от нас, что я даже подумал, будто русские уже прорвали нашу оборону и находятся в нашем расположении. Затем я сообразил, что не слышу никаких выстрелов, лишь осколки тяжелых снарядов сбивают ветви деревьев над нами. Нобис и Аббт поспешили на правый фланг, где нашим позициям угрожала основная опасность. Мы, оставшиеся, снова были вынуждены броситься на землю. Совсем рядом со мной залег Людвиг.

– Думаю, нам лучше теперь снова встать, – крикнул он мне в ухо. – При минометном обстреле осколки мины разлетаются у земли. Если мы продолжим лежать, то заработаем по нескольку дырок. Если мы встанем, то, может быть, нам зацепит только ноги. Огонь пехоты не столь опасен. Пули пролетают слишком высоко.

Мы поднялись с земли. Людвиг оказался прав. Между русскими и нами находился несколько выпуклый косогор. К тому же мы оказались в мертвом пространстве траектории полета пуль, выпущенных из их винтовок. Они непрерывно посвистывали над нашими головами, но задеть нас не могли.

Итак, мы стояли в ожидании чего-то решительного, что теперь должно было произойти. Со стороны неприятеля ничего не было заметно. Растительность была столь густа, что мы могли видеть только наш пулемет, который непрерывно вел огонь по врагу. Военный корреспондент передернул затвор своего автомата и выпустил очередь в направлении неприятеля.

– Это только напрасный расход боеприпасов! – крикнул я ему. – Лучше поберегите их для ближнего боя. Тогда мы сможем продать жизнь как можно дороже.

Мы все думали, что приближаются наши последние часы. Обыкновенно в каждой критической ситуации у меня сохранялось чувство, будто еще как-нибудь удастся выкрутиться. Но в эти полчаса у Оплепена я уже попрощался с жизнью. Это удивительное состояние. Природный страх смерти куда-то исчезает. Остается лишь одна меланхолическая мысль: жизнь была прожита неплохо, а прощание с ней окажется тяжелее. В сознании проносились воспоминания и нереализованные желания. Когда я вытащил из кобуры свой старый испытанный «парабеллум» и для большей готовности положил в карман брюк две пистолетные обоймы, я снова испытал чувство, что этот пистолет мне предстоит использовать в бою в последний раз. Такое чувство я уже испытывал осенью 1917 года в Албании, когда мы готовились сразиться с французским батальоном из Тонкина (Северный Вьетнам во французском тогда Индокитае. – Ред.). Однако в то время наше положение было не таким определенным. И в последний момент нас выручила своим ударом болгарская резервная рота. Но на этот раз надеяться было не на что: нигде поблизости не было никаких резервов, которые могли бы прийти нам на помощь.

– Ура! Ура! Ура! – раздался победный клич.

– Теперь они уже совсем близко. Приготовиться! – скомандовал я и снял свой пистолет с предохранителя.

– Погодите, господин майор! – Рядом со мной вырос крупный артиллерийский офицер. Это был лейтенант Цейтлер, командир 2-го взвода. – Все происходит именно так с самого рассвета, сначала беглый огонь, затем крики «ура!». Но они не идут в атаку. Они делают все это только для того, чтобы потрепать нам нервы. У них просто нет необходимости атаковать нас. Еще два таких огневых налета, и от батальона так и так почти ничего не останется.

Атаки и в самом деле не последовало. Артиллерийский огонь стал постепенно затихать.

– Хочу предложить, – сказал Цейтлер, – перейти всем на мою позицию. Там чертовски необходима артиллерийская поддержка. Мои орудия – единственные, которые могут вести ближний фланговый огонь по русским, не угрожая нашим собственным войскам. Надеюсь, что они и на новых позициях будут готовы к открытию огня.

– Отличная идея. Что ж, ведите нас!

Мы двинулись вперед, перевалив через уходящий влево горный гребень. Рядом со мной шагал военный обозреватель:

– Мой чертов кинооператор куда-то пропал. Когда русские закричали «ура!», он прыгнул со всем своим хозяйством куда-то в кусты. Он определенно перебежал к русским.