Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V

— Так какого же черта…

— Постой, не волнуйся! Рубить сук не надо, но потрясти его следует, чтобы попугать соседей и занять им руки. Понял?

— Эх, Дино, все это слова…

— Нет, не слова. Нужно работать, а этого тебе не хочется. К настойчивому труду ты неспособен.

— Благодарю покорно.

— Не обижайся. У тебя большие планы, а выйдет из них пшик и сотрясение воздуха, а я хочу другого. Мы дали тебе денег и помогли приволочь сюда этого профессора Балли. Создана научная экспедиция, прикрываясь которой ты можешь обследовать горы и весь район. Что ты сделал? Ничего. А нужно сделать следующее: нанять проводников из местных людей, облазить горы вдоль и поперек, обследовать по линии все закоулки, найти новые, неизвестные французам источники. Не найдешь — выкопай! Под видом раскопок ты можешь выкопать несколько колодцев. Затем нужно поселить там кочевников, привязав их к колодцам. Французы боятся туземцев, они слабы и потому стараются обезлюдить зону коммуникаций. А ты заселяй ее! Заселяй! Они засыпают колодцы, а ты их рой, да еще в самых неудобных для них местах! Вода — ключ к Сахаре, у кого в руках вода, тот здесь и господин. Вода в пустыне важнее винтовок, она — опаснейшее оружие! Так дай ее местным племенам, дай! Обследуй район, составь карту, календарный план работы и действуй! А если французы начнут отрывать племена от воды — вот тогда вспыхнет брожение, но уже совершенно естественное и стихийное, я бы сказал, «законное» в понимании самих туземцев. Можно будет и слегка подогреть его в наших интересах: мы подбросим тебе винтовки и не с сотней, а с пятидесятью патронами на ствол — пусть немного постреляют! Невинная забава никому не повредит, причем стрелять-то будут настоящие туземцы, а не твои проходимцы. Есть и другая сторона того же вопроса: возможность давить на французов через общественное мнение, особенно в других странах. Пример: недавно здесь проезжали на мотоцикле с коляской две девушки-англичанки. Вся английская печать захлебывалась от восторга — две британских леди одни пересекают страшную Сахару! Каждый день о них сообщались новости, разная чепуха. Девушки овладели умами миллионов дураков, читающих бульварные газеты… Они вошли в моду… Стали родными. Вот тут-то ты и был обязан проявить инициативу. Ты знал о них?

— Еще бы! Я их видел, разговаривал с ними!

— Ну и что же?

— Я не понимаю тебя, Дино!

— Ты должен был убить их, вот что! Убрать руками Олоарта, слышишь?

Многозначительное короткое молчание.

— Понимаешь эффект? Реакцию в Англии? Истерику по поводу неспособности французов управлять своими собственными колониями? А ведь газетная кампания в Англии вызвала бы ответную реакцию во Франции: французы чувствительны к насмешкам англичан, они сразу бы ударили по неповинным туарегам. Тут-то мы и получили бы вторую реакцию в этой цепи — справедливое, слышишь, справедливое возмущение туземцев. Ты мог бы его еще и подогреть, убрав начальника крепости во время патрульной службы. Новые репрессии и новые возмущения. Продолжение цепной реакции всецело зависело бы от твоего искусства. Искусства, а не денег и оружия! За справедливое возмущение денег не платят, и одна пуля на офицерика дорого не стоит. Вот тебе вторая схема действий, вот тебе реальные возможности! Но все это пока проходит мимо тебя, Лаврентий. Без твоего активного участия. Жизнь сама собой, а ты сам по себе — стоишь в стороне или, того хуже, тратишь драгоценное время на фантазии, да ещё к тому же вредные! Ну, наконец, понял хоть теперь?

— Чего же не понять…

— Ты отвечаешь нехотя, через силу. Тебе мои инструкции не нравятся?

— Откровенно скажу — нет.

— Почему?

— Философии много, а действия не хватает. Ты — кабинетный работник и недурной оратор. Одним словом — итальянец.

— Гм, что ты этим хочешь сказать? Объясни-ка, дружок!

— Французы украли у вас Тунис, абиссинцы набили морду при Адуа, немцы вдребезги расколотили при Капоретто. Вы умеете хорошо петь, но сражаться…

— Молчать!

— Чего мне молчать? Я повторяю, что…

— Молчать!!! Я приказываю! Хам!

— От хама и слышу! Приказываю! Мне, русскому офицеру, который…

— Плевать я хочу на твое офицерство!

Оба встали и, размахивая руками, заговорили довольно громко. Я замер, не зная, что делать, а если вдруг покажется кто-нибудь с фонарем.

— Мы вытащили тебя из грязи, дохлятина, — шипел Бо-нелли, схватив за грудь долговязого. — Забыл подложные чеки в Неаполе, а? Украденный автомобиль не помнишь? Документы лежат в твоем деле, ты не забывайся! Потеряешь меру — у меня найдутся средства быстро упрятать тебя за решетку и в Италии, и во Франции. Помни — руки у нас длинные, не спрячешься. Одно мое слово — и тебя нет. — Бонелли тяжело дышал, но, видимо, уже успел овладеть собою и искал пути к миру. — Ты, Лаврентий Демьянович, — не офицер, а бывший офицер. Той самой армии, которую большевики смели с лица земли, и гордиться тебе пока нечем. Нужно сначала стать человеком, а без нас ты этого никогда не добьешься. Не вытянешь! Смирись, обуздай себя. Больше дисциплины! Исполни то, что требуется, и я обещаю перевести тебя куда-нибудь в город, к более культурной жизни. Женщины, театры, вино — все будет, но сначала нужно как следует поработать. Дело не в документах, которые могут погубить тебя. Твое несчастье в распущенности: ты — конченый человек, без нас тебе — крышка.

Наступило молчание. Луна уже сильно сдвинулась к гребням крыш, косые черные тени легли через двор.

— Время идет, — заговорил снова Бонелли. — Так что же — мир?

— Я погорячился, Дино… Прости…

— И позволил себе лишнее. Но и я погорячился. Оба квиты. Надеюсь, мы не кричали громко?

— Нет. Все тихо.

— Ладно. Вернемся к делу. Задание ты получил, даю тебе две недели для составления плана. Пришли его с Беатрисой, она сделает рейс к концу месяца. Будь осторожен, особенно при свиданиях с ней. Денежный отчет принес?

— Вот он.

— Давай сюда. Спасибо. Завтра зайди ко мне в лазарет после обеда, когда все лягут отдыхать. Получишь деньги. Теперь еще одна неприятная тема.

— О чем же?

— Да все о тебе. О твоем житье-бытье.

— Кто-то успел тебе наябедничать. Все контролируешь? Не надоело?

— Не должно надоесть! Это — моя обязанность. Ты — слабохарактерный, увлекающийся человек, без стержня в душе. Лаврентий, я тебе не учитель, но твои увлечения мешают делу.

— О чем ты говоришь? Не понимаю!

— О Тэллюа ульт-Акадэи.

Мне было хорошо видно, как силуэт долговязого дрогнул и слегка качнулся назад.

— Публичная девка, да еще чернокожая!