Михаил Муров - Записки полярника

В один из таких вечеров мы неожиданно услышали тяжелые шаги по крыше нашего дома.

— Медведи! Вот дьяволы! Они проломят крышу!

Дело в том, что наше жилье с северной стороны было совершенно занесено снегом, и не требовалось усилий, чтобы подняться на крышу. Илляшевич, Шашковский и Знахарев, схватив винтовки, бросились из дома. В темноте кто-то из них чуть не наступил на медведя, который в ожидании добычи расположился на крыльце. Отпрянув назад, выстрелил. Со зверем было покончено.

Через несколько секунд товарищи уже открыли пальбу по крыше, где находились еще два медведя. Стреляли наугад (мушки было не видно), и поэтому безрезультатно. Услышав выстрелы, из своего убежища выскочили собаки и набросились на медведей. Звери, преследуемые псами, пустились наутек.

Когда вернулись на станцию и стали разряжать винтовки, то оказалось, что Шашковский, расстреляв все патроны, гонялся за медведями с незаряженной винтовкой. По этому поводу все очень смеялись.

Вечером того же дня получили радиотелеграмму корреспондента ТАСС Исаака Борисовича Экслера, который сообщал, что закончил книгу о нашей экспедиции. Предисловие к ней написал Отто Юльевич Шмидт.

Спустя неделю Эрнст принял тревожные сигналы SOS. Оказалось, что у острова Врангеля еще осенью льды затерли две американские шхуны «Нанук» и «Иллюзия», идущие с грузом пушнины. На помощь им из Нома на Аляске поднялись в воздух два самолета. Летчик Бен Эйельсон совершил посадку на лед у одной из шхун и вывез часть пушнины. Но из второго полета экипаж не вернулся.

Вскоре мы узнали, что по указанию Советского правительства летчики М. Т. Слепнев и В. А. Галышев немедленно приступили к поискам пропавших. Позже, уже в середине февраля, нам сообщили, что удалось найти останки летчика Эйельсона и бортмеханика Борланда, которые были доставлены на Аляску.

В эти же дни получили вторую печальную весть. Со станции Юшар сообщили, что один из зимовщиков заболел цингой и находится в тяжелом состоянии. Это удручающе подействовало на товарищей, и в адрес Управления по обеспечению безопасности кораблевождения на Севере, в распоряжении которого находился ряд береговых станций, было сказано много нелестных слов: там ежегодно болели и гибли зимовщики, но руководство никаких мер не принимало.

Нам стало известно также, что на Ляховском острове архипелага Новая Сибирь станция консервировалась и зимовщики, как мы поняли, должны были добираться до Якутска на собаках.

Последнее известие всех нас удивило. Начальника зимовки Николая Васильевича Пинегина мы знали как участника седовской экспедиции 1913 года и не могли понять, как он, опытный полярник, находясь сравнительно недалеко от населенных пунктов Казачье, Булун, допустил консервацию зимовки. В крайнем случае он мог затребовать нужные продукты, и их бы доставили на собаках или оленях. Но, видимо, положение было таким тяжелым, что Якутская комиссия Академии наук, в ведении которой находилась эта станция, распорядилась зимовку не продолжать.

С продуктами и у нас дело обстояло неважно. К 15 декабря почти кончились лук и чеснок. Только на экстренный случай начальник зимовки оставил несколько головок того и другого. Картофель тоже был на исходе. Естественно, поводов к размышлениям было больше чем достаточно, хотя мы по-прежнему были оптимистично настроены. Однажды, шутки ради, Кренкель задал доктору вопрос:

— Эскулап! Ты когда устроишь партсобрание по текущему вопросу?

А надо сказать, что доктор был единственным среди нас членом партии и представлял собой самую северную в мире партийную ячейку.

— На бюро еще не решали этого вопроса,— ответил Георгиевский.

— Нужно собрание, Некоторые товарищи сбили сон и даже за тарелкой зевают, а ночью мучаются от бессонницы, бродят по дому, мешают спать другим, — заметил кок, подавая обед.

(Вскоре собрание состоялось. Единственными насущными вопросами были: как противостоять влиянию ночи? Как бороться с цингой?

Был зачитан список рекомендаций:

1) неуклонно придерживаться режима дня, который кое-кто стал нарушать;

2) днем вести борьбу со сном. Во всякую погоду ходить на лыжах не менее двух часов. Если погода не позволяет, гулять без лыж;

3) перед сном гулять еще не меньше часа;

4) чаще ходить на охоту. Если нет луны, брать с собой фонари;

5) пить горячую медвежью кровь и принимать ежедневно по сто граммов свежего медвежьего мяса;

6) если у кого появится плохое настроение, не выходить из своей каюты и не портить настроение другим;

7) ночью тем, кто не может спать, не мешать спящим товарищам;

8) свет в доме гасить в 23 часа.

Тут же доктор вывесил в кают-компании громадный плакат с надписью: «Пролетарии! На лыжи!!!»

Однако при обсуждении рекомендаций возникли разногласия. Некоторые товарищи стали доказывать, что Нансен во время зимовки на Земле Франца-Иосифа не соблюдал никаких режимов и спал чуть ли не целыми сутками.

— Да, он не соблюдал режима, но для этого надо быть Нансеном, — ответил Борис Дмитриевич.

Мы знали, как воспитывался Нансен. Девятилетним мальчишкой он был определен в школу, находившуюся в 3 километрах от его дома, и, следовательно, каждый день проходил 6 километров. Затем мать отдала Фритьофа в школу плавания. Это добавило еще 6 километров к его ежедневному моциону. Зато двадцатилетний Нансен был атлетом необычайной силы, чемпионом по конькам, замечательным лыжником, взявшим всенорвежскнй приз. Потом он впервые в истории пересек Гренландию на лыжах.

Мы не были воспитаны, как Фритьоф Нансен, Чтобы быть здоровыми и работоспособными, нам следовало придерживаться режима, поэтому мы согласились со всеми рекомендациями врача.

На другой день бурю сменила ясная морозная погода, и все мы отправились на лыжную прогулку.

В небе появилась полная луна с бесчисленной свитой звезд.

Мы шли по сияющей лунной дороге. Отражаясь во льдах и мириадах снежинок, вечно безмолвная, с задумчивым голубоватым светом, луна казалась таинственной. Воздух, лишенный микроорганизмов, пыли и испарений, делал ее ближе, крупнее. Луна, так гармонично сливалась с полярным ландшафтом, что представлялось, будто у нее нет и не может быть другого мира, кроме Арктики.

21 декабря снова завыла вьюга. Опять потянулись нудные дни в четырех стенах. Особенно было тяжело днем, когда надо было бороться со сном. Мы с Борисом Дмитриевичем пытались заниматься немецким языком, но на полуслове засыпали.

Петр Яковлевич почти ежедневно ходил проверять свои капканы. Долгое время ни один песец на приманку не шел. В последние дни повадился, видимо, какой-то хитрый песец, потому что несколько раз подряд приманка была съедена, а зверь не попался.