Иван Хомич - Мы вернулись

Подошел новый эшелон раненых и больных пленных, и мы узнали о положении на фронтах. Везде фрицев били. Лоскуты привезенных армейских газет зачитывались до дыр. Расходовать обрывки наших газет на закурку считалось преступлением. Немцы ходили явно невеселые, особенно те, которые побывали в отпусках и видели разрушения и пожары, ⎼ добрались-таки наши летчики до фашистского логова.

Рядом со мной на втором ярусе нар четвертого блока лежал пожилой человек лет сорока пяти. Он был немного глуховат после контузии, звали его Филиппом. До войны Филипп работал грузчиком на товарной станции Ростов-на-Дону. Он был небольшого роста, коренастый, неказистый собой и очень любознательный. На меня он произвел впечатление простого и честного человека, с нашей мужицкой сметкой и чуточку с хитринкой.

Мы часто с ним подолгу разговаривали на разные житейские темы. Я разъяснял ему смысл политических событий тех дней. Обычно Филиппа удивляло, почему я мало хожу по лагерному двору, все время сижу или лежу и читаю. Один раз он совсем был огорошен, когда я отказался от присланного мне неведомо кем котелка хорошей баланды, и прямо сказал:

⎼ Иван Федорович, вы не обижайтесь на меня, но при нашем голоде отказаться от котелка хорошей, да еще мясной баланды может только круглый дурак.

Филипп стал с неприкрытой злобой потешаться надо мной:

⎼ Вы утром сегодня ели ветчину или, скажем, кpaковскую колбасу, что отказываетесь от супа? Не хочешь сам, отдай другому, скажем ⎼ мне, я спасибо скажу.

Однако в дальнейших наших беседах Филипп уже высказывался без злобы и даже согласился со мной, что человек ⎼ не просто животное, которому только пища нужна; что брать подачку от незнакомого человека в лагерных условиях опасно, что таким-то путем и начинают подкупать слабых духом людей.

Однажды в наш лазарет явился власовец в звании немецкого подпоручика. На рукаве его мундира красовалась эмблема "РОА", обозначавшая "русская освободительная армия". Пленные по своему расшифровали эти буквы, в подражание известной песенке про Колчака, бытовавшей в частях молодой Красной Армии:

"Сапог английский, табак турецкий, Мундир японский, правитель омский".

Песенка про вояк из "РОА" звучала так:

"Мундир немецкий, табак турецкий, Язык ⎼ наш, русский, а воин... прусский".

Власовец пришел в лазарет агитировать пленных последовать его примеру и записаться в "РОА". Когда этот подпоручик явился, Филипп был уже достаточно подкован для того, чтоб беседовать с "агитатором".

Хорошо одетый власовец вошел в наш двор. Филипп немедля направился к группе пленных, где изменник начал свою агитацию.

Власовец горячо распространялся о том, что их хорошо одевают, кормят да еще платят им деньги. Как бы жалуясь, Филипп сказал:

⎼ А нас вот голодом морят.

Подпоручик приободрился, решив, что правильно нащупал у голодных людей слабую струнку. Он сказал, что хорошо знает голодную жизнь за колючей проволокой, так как сам три месяца назад был пленным и голодал.

Немецкому унтеру, очевидно, нравилось содержание беседы, он кивал головой, изредка повторяя: "Гут, гут!" Из толпы послышалось:

⎼ А кто же вас хорошо кормит, одевает да еще денежки вам платит?

Власовец опрометчиво ответил:

⎼ Немцы.

Снова из толпы спросили:

⎼ И за что же, за какие заслуги "благодетели" вас так балуют?

Раздался смех, кто-то свистнул. Послышалось:

⎼ Знаем мы этих благодетелей. Тебе-то как не стыдно смотреть нам в глаза?

Вопросы сыпались уже беспрерывно, "агитатор" не успевал отвечать. Снова раздался свист. Изменник, видно, не ожидал такого оборота, унтер тоже поглядывал по сторонам с возрастающим гневом. Власовец грубо спросил стоявшего рядом Филиппа, который тоже задал ему несколько вопросов, кто он такой.

Филипп спокойно ответил:

⎼ Пленный, а до армии был грузчиком на железнодорожной станции. Я не такой образованный, как вы, господин.

Опять свист и смех... Поняв, что власовец окончательно провалился, унтер-офицер поспешно увел предателя.

Не успела по лазарету разнестись весть о власовских вербовщиках, как надвинулась на нас серьезная опасность.

Как-то утром в конце августа мы увидели, что из рабочего лагеря вдоль забора "Гросс-лазарета" шагают человек 20 рабочих с лопатами и ломами на плечах. Рабочую колонну сопровождали немецкие автоматчики. Впереди шел гауптман, за ним унтер-офицер с овчаркой. Гауптман все время посматривал в сторону лазарета и что-то говорил, показывая унтеру на корпуса. Шли они от шестого блока медленно, как бы прощупывая, остановились у второго блока. Постояв и поразмыслив, гауптман шагами отсчитал метров 40 ⎼ 50 вдоль забора, отошел за сторожевую дорожку и приказал рыть траншею. Все это делалось днем, при ярком солнце и, естественно, привлекло внимание всех пленных. Непосвященные люди недоумевали, что за бессмыслицу выдумали немцы. Им и в голову не приходило, что немцы ищут подкоп и выход из лагеря.

Один из пленных украинцев сказал своему дружку:

⎼ Бач, Мыкола, нимець сказывся, це воны копають окоп вид партизан, бо дуже воны их бояться!

Но мы-то, участники строительства, мгновенно поняли, что на сей раз немцы поступают вовсе не бессмысленно. Можно представить себе, что мы переживали, глядя, как ретиво взялись гитлеровцы за землю!

Роман внимательно проследил за рытьем траншеи и убедился, что немцы роют как раз в том направлении, куда ведется подкоп.

Положение создалось действительно архиопасное. Некоторым нашим товарищам провал подкопа казался уже неизбежным.

С сообщением об этих разговорах и явился ко мне утром наш постоянный связной фельдшер Саша.

Я заметил его еще издали. Сашина хромота, как мне показалось, стала еще заметнее, он шел быстро, опустив глаза в землю, никого и ничего не замечая. Я пересек двор, вышел ему навстречу.

Волнение Саши несколько утихло. Он коротко передал о настроении пленных. Я спросил:

⎼ Точно ли выведена головная часть хода за забор?

Саша утвердительно кивнул. Оба мы инстинктивно посмотрели в сторону ведущихся работ, потом в глаза друг другу. Я спросил:

⎼ Есть ли паникеры? Саша ответил:

⎼ Большинство молчит. Но настроение у всех подавленное.

Особенно предаваться раздумьям у нас времени не было. Я велел Саше передать Роману, что, во-первых, необходимо вытравить всяческие упаднические мысли о провале подкопа; во-вторых, прикрепить к паникерам твердых, надежных людей, сделав так, чтобы паникеры не оставались одни со своими мрачными мыслями; в-третьих, под вечер я бы очень хотел лично встретиться с Романом и потолковать с ним.

Само собой разумеется, что все работы под землей надо было временно прекратить и ход в "траншею" заложить каким-либо хламом.