Эдуард Лимонов - Андрей Балканский
«На вопрос: “Зачем нож кидал?” — студент ответил, что нож был игрушечный, на что режиссер в свою очередь парировал, что как бы там ни было, а данную акцию он характеризует не иначе как теракт, — отмечало издание «Супер-телескоп» (1999, № 14). — Удивление по поводу того, что партия Лимонова до сих пор существует, выражалось у него емкой фразой “е… вашу мать!”, а призыв запретить данную организацию заканчивался традиционно по-русски “к еб…й матери”».
«Лимоновцы забросали Михалкова камнями», «Покушение. В Петербурге в Михалкова метали ножи», «Теракт против режиссера» — с такими заголовками вышли газеты на следующий день. Скандал был что надо. Правда, никто так и не вспомнил о поводе акции — поддержке Михалковым Назарбаева. После этого было возбуждено дело по статье 213 УК РФ (хулиганство). В отличие от Москвы, правда, все закончилось благополучно и за решеткой никто не оказался.
После нескольких подобных акций в разных городах Михалков совсем сник и впал в депрессию. В качестве посредника Лимонову позвонил Станислав Говорухин с просьбой закончить травлю режиссера, и Эдуард согласился — позиция партии была обозначена и продолжать не имело смысла.
Еще одна панк-акция того лета произошла в Великом Новгороде. Андрей Гребнев тогда разрабатывал планы экспансии петербургского отделения в другие регионы северо-запада, создания своего рода федеральных округов под эгидой самых сильных отделений. (Лимонову эта идея совсем не понравилась, и в итоге она была похоронена.)
Составом в пару десятков человек мы выдвинулись в Новгород на электричке. Я, по обыкновению, отправился продавать «Лимонку» по вагонам. Вернувшись назад, обнаружил всю компанию уже хорошо выпившей. Стакан водки залпом — и я тоже в нужной кондиции…
Дальше все происходило в алкогольном тумане. Прибыв в город, мы разбили палатки и расположились лагерем в лесочке прямо рядом с кремлем, выпили еще и ночью отправились заниматься агитацией. Плохо зная местную географию, мы, однако, разрисовали всю центральную улицу, украсив здания местного ФСБ, администрации губернатора Геннадия Пруссака и т. д. граффити вроде «Дави Пруссака», «Капитализм — дерьмо» или «Вся власть НБП».
Можно себе представить, что чувствовали губернатор и местные силовики, приехав утром на работу. Ситуация усугублялась тем, что в регионе предстояли выборы, и Пруссак торжественно объявил, что потратит деньги не на избирательную кампанию, а на благоустройство города — и фасады в центре как раз перед нашим приездом были отштукатурены и покрашены. В городе был объявлен план «Перехват» и все силы милиции бросили на наши поиски.
С утра, проснувшись, мы отправились купаться на городской пляж. Гребнев в плавках, черных очках и армейской шинели, с бутылкой пива в руке заорал отдыхающим на песочке под памятником Александру Невскому: «Эй, вы, как живется под яйцами коня?!» — и полез в воду прямо в шинели, едва не утонув.
В таком состоянии нас и задержала милиция. В отделении всех долго и обстоятельно допрашивали, добиваясь признаний в содеянном. Я стоял на своем, что всю ночь сидел в лагере. Некоторое время меня били пластиковой бутылкой по почкам (метод хорош тем, что на теле не остается следов). Потом у оперов завязался спор:
«— Поехали к девкам, все равно он не скажет ничего.
— Скажет, скажет. Сейчас мы еще поработаем с ним. А откажется — бросим в камеру к нашим уголовникам. Ты в курсе, что наши уголовники в СИЗО тоже слышали про это? Они свой город любят и возмущены, там из тебя быстро девочку сделают…»
Ничего не добившись, меня отвели обратно в отделение. В ужасающей грязи, в камерах с тараканами, клопами и бомжами мы провели остаток ночи. Посредине еще привезли невменяемую алкашиху в футболке ЛДПР, которая, поорав и покачав права, завалилась спать в камере. Поскольку другие камеры не закрывались, а дежурные отвлеклись, бомжи потянулись к ней, не желая упустить редкий шанс удовлетворить свои половые потребности. (Не постеснялись и нам предложить — мол, не хотите ли, ребята. Ребята не хотели…) С утра, обнаружив это, дама подняла скандал, но была под общий хохот ментов вышвырнута из отделения.
Ну а что вы хотели — такова реальная картинка провинциальных отделений милиции в 1990-е годы. Да и сейчас там немногое изменилось.
Мировая судья, к которой нас отвезли на следующий день, штамповала всем приговоры по 15 суток, не забывая при этом с улыбкой предложить: «Приезжайте в наш город еще, но уже с добрыми намерениями». Я, однако, обратив внимание, что вину не признал и доказательств нет, предложил судье в качестве компромисса наказание в виде штрафа. И на электричке отбыл в Питер. Остальным же пришлось познать сомнительные радости пребывания в новгородском ИВС.
Андрея Гребнева такой стиль жизни вкупе с его взрывным темпераментом и неуемным характером в итоге привел в тюрьму. У себя на районе он однажды запил со знакомыми скинами. Уже за полночь в квартиру на свою беду постучался сосед-вьетнамец с просьбой вести себя потише. Его побили, а Гребнев в это время спал в комнате. Сосед вызвал милицию, и когда приехал наряд, разбуженный Андрей повел себя наглее всех остальных — заставил зашнуровывать ему высокие ботинки, ибо тащить тело весом более 100 килограммов ментам не хотелось. В итоге на него и повесили всех собак — на целый год Гребнев загремел в «Кресты». Там он испортил здоровье и вышел на свободу уже совсем не тем энергичным лидером штурмовиков, каким мы его знали прежде.
Приехав в Москву по просьбе Лимонова, он в течение нескольких дней пил в бункере и так и не смог даже пообщаться с ним. После чего Эдуард позвонил нам и сказал, что надо что-то делать, так дальше продолжаться не может. В январе 2000 года, в том же зале на Богатырском проспекте, где у нас проходили собрания, мы сместили Андрея с поста гауляйтера. Он пытался сопротивляться, привел с собой толпу скинов, пообещав им пива за то, чтобы они нас «переубедили». Однако пива не было, те стояли и мялись в нерешительности, и упомянутый выше Лось, хорошо
