Рудольф Волтерс - Специалист в Сибири. Немецкий архитектор в сталинском СССР
«Прощайте, уважаемый Рудольф Германович!
Этим прощальным письмом я прошу Вас принять мою огромную благодарность за все, за все, что Вы для меня сделали. Я никогда не забуду часы занятий, на которые Вы с таким тактом и вниманием тратили столько сил. Простите меня, что я иногда смеялась над Вашим русским языком, это была только шутка.
Рудольф Германович, я рада за Вас, что Вы вырвались и покинули этот проклятый Новосибирск. Я знаю, что Вам было противно видеть и слышать столько грязного и ужасного, но что делать? Таков наш грубый русский народ. О как я их ненавижу, этих Поповых, Алексеевых и т. д. Они бестактны, у них нет понимания красоты. Я не хочу писать о Ваших достоинствах, но скажу, что уважаю Вас как порядочного, тактичного человека, который понимает красоту.
Извините, что я так много пишу того, что Вам наверняка неинтересно, — хотя нет — однажды Вы сказали, «В черноволосых таится огонь». Это письмо — искра того огня.
Я не хочу писать Вам признание в любви, до этого не дошло, но я открыто говорю, что Вы мне нравились…
Когда Вы уедете далеко-далеко от Сибири, возможно, Вы будете иногда вспоминать маленькую Соню, которая не забудет Вас никогда в жизни.
Разрешите мне еще раз сказать Вам огромное спасибо. Начатое с Вами обучение я в любом случае продолжу. Это дело мне нравится.
Рудольф Германович! Если Вы вдруг вернетесь в Россию, и будете жить в другом городе, и Вам потребуется такой работник как я, напишите мне, пожалуйста. — я приеду.
Я желаю Вам приятного путешествия и всего, всего хорошего. По русскому обычаю, я Вас крепко целую. Соня».
Я решил возвращаться в Германию длинным путем через Туркестан вместе с другим немецким специалистом, который уже отработал в Сибири два года.[21]
Как раз тогда на судебной сцене разыгрывался знаменитый процесс против англичан из фирмы «Метро Викерс». Все газеты самым широким образом освещали ход процесса и предвосхищали результат еще вовремя предварительного следствия ГПУ Среди иностранцев тогда циркулировало для подписи письмо приблизительно следующего содержания:
«Мы, иностранные рабочие и специалисты, решительно осуждаем предательскую деятельность английских инженеров и вновь заявляем, что мы приложим все наши силы для построения социализма».
Печально, что такого рода бумажонки, предназначенные для газет, были подписаны многими немецкими специалистами из страха перед профсоюзами и партией.
В это время Адольф Гитлер стал рейхсканцлером и для нас, немцев, ситуация в целом обострилась. Для русских это событие было полной неожиданностью, товарищи окончательно потеряли последнюю надежду на мировую революцию. Но буря быстро улеглась после того, как неожиданно для русских гитлеровское правительство признало Берлинский договор. Тогда в прессе прозвучали первые дружественные нотки в адрес Германии.
У меня лично Отношения с партией и профсоюзами были давно испорчены, в первую очередь из-за моего нежелания участвовать в пропагандистской деятельности со всей ее болтовней, поэтому я был рад, что работа в России подошла к концу.
На выполнение предотъездных формальностей ушли долгие дни, пока я не получил все необходимые бумаги, за исключением выездной визы, которую мне не дали, объяснив, что это я должен урегулировать в Москве. Этой любезностью я был обязан своему лучшему другу, партийному шефу, для которого давно был бельмом на глазу.
Настал день отъезда. Мы с коллегой запаслись всеми продуктами, которые сумели достать, обсыпали себя и наш багаж нафталином и поехали на вокзал. Это было 17 апреля. Несколько дней назад наступила оттепель, и в то время как по ночам температура доходила до 10 градусов холода, днем дороги и улицы представляли собой сеть бурных потоков и ручьев, по которым растаявшие снежные массы кратчайшим путем стремились к Оби. Река была еще замерзшей, но кое-где над загаженным льдом скопились огромные массы воды. Не только из-за жуткой грязи люди не отваживались теперь ночами выходить к окраинам города, хуже стало с безопасностью. Фонарей в городе не было вообще, и теперь, когда исчез отражающий эффект снежного покрова, ночи стали такими темными, что руки перед собой было не разглядеть. Случаи, когда на пустых улицах на людей нападали и отнимали одежду, угрожающе участились.
Настало время покидать Новосибирск, и мы были счастливы наконец оказаться в поезде вместе с семью огромными местами багажа. Плацкарты в единственный мягкий вагон «Турксиба» нам достал один сотрудник ГПУ за небольшое тайное вознаграждение. Мой верный друг Володя и его жена проводили нас на вокзал, завидуя тому, как мы путешествуем по миру и возвращаемся назад — в «проклинаемую» капиталистическую Европу.
Туркестан
Проводницы-ударницы. Турксиб. Ташкент. Трудности с билетами. Самарканд. На Бухару. Без паспорта. Тимур Великий. Любезность ГПУ.
В нашем поезде было восемь вагонов допотопной конструкции и среди них один мягкий, в котором мы и сидели. Вагоны были свежепокрашены, и на каждом стояло красными буквами «Турксиб». К большому счастью, нам удалось получить одно из четырех двухместных купе. Полки были немного уже, чем в поездах транссибирской дороги, но — для меня это было самым главным — длиннее, чем в немецких спальных купе. С нашим купе граничило купе предводительницы ударной бригады проводниц. В каждом вагоне было две такие проводницы, сменявших друг друга через 12 часов. Их работа состояла в том, чтобы раз в полчаса, на каждом разъезде одноколейного участка дороги стоять на подножке поезда, вооруженными днем зеленым флажком, а ночью лампой, и отгонять беспризорных и зайцев, которых здесь, как и всюду, было полно.
Человек на разъезде, тоже с зеленым флажком, следил за тем. чтобы каждый вагон охранялся, как предписано. В самом начале пути при попытке открыть наглухо закупоренное окно в купе, у нас треснуло стекло; и поэтому мы решили немедленно наладить дружбу с проводницами-ударницами. Их глава, называвшаяся «бригадир», была маленькая сибирячка, вырезанная из крепкого дерева, голубоглазая и светловолосая, но коренастая и приземистая, как все сибирские женщины, которые, по правде говоря, не первые красавицы. Господь Бог при сотворении не стал заниматься их отделкой. Вторая, Наташа, тоже будто вырубленная топором из одного бревна, была чернокудрой, с красивыми белыми зубами. Мы дали бригадиру сигареты — она курила, как дымовая труба, — и набили Наташеньке карманы леденцами; таким образом вопрос со стеклом был исчерпан.
Первой целью нашего путешествия был Ташкент в Узбекистане, куда от Новосибирска, благодаря новой линии «Турксиб», можно было добраться за четыре дня. Когда мы в 11 часов вечера тронулись, было очень холодно. Следующим ранним утром мы пересекли под Барнаулом Обь и видели, что лед на ней уже взломан и движется. Дальше путь шел через необитаемые степи и пустыни, оживлявшиеся только маленькими поселками у железнодорожных разъездов. Рядом с каждой станцией, несколько в стороне, стояла деревянная уборная с большой односкатной крышей, одно из лучших архитектурных достижений нашего железнодорожного проектного бюро в Новосибирске. Сотни раз видел я в глухой пустыне этот самодовольный вырост, естественный продукт социалистической культуры и планового хозяйства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});