Эрих Манштейн - Утерянные победы

Я попытался охарактеризовать тех двух генералов, при которых осенью 1939 г. произошли события, которые вряд ли можно назвать иначе, чем «лишение ОКХ власти». Из сказанного понятно, что оба эти солдата, сами по себе обладавшие высокими качествами, не могли успешно вести борьбу с таким человеком, как Гитлер. Во всяком случае, то, что снижение роли ОКХ до роли чисто исполнительной инстанции произошло как раз после его блестящих побед в Польше, явилось причиной и определенной постановки Гитлером и ОКХ вопроса о дальнейшем ведении войны.

До начала войны и в ее первый период было естественным, что немецкая сторона придерживалась на западе оборонительных действий. Кто мог ожидать, что западные державы так позорно оставят Польшу, которой они дали гарантии, на произвол судьбы! Их наступление небольшими силами, приведшее к вклинению в полосу обеспечения «Западного вала», в Саарской области, за которым последовал отход на территорию Франции, не могло даже привести к предположению о том, что они готовят в будущем наступление крупными силами.

Если бы можно было с полным основанием ожидать подобного наступления, оставалось бы только выжидать, удастся ли остановить это наступление у «Западного вала» или, если бы оно велось, например, через Люксембург и Бельгию в направлении на Рурскую область, нанести после высвобождения сил из Польши контрудар; в настоящее же время пассивность западных держав создавала совершенно иную обстановку. Даже если учесть методы ведения войны французским командованием и неповоротливость британцев, нельзя было ожидать, что они перейдут в наступление после поражения Польши и возникновения возможности использования всей германской армии для ведения войны на западе. Судьба Польши стала, однако, ясной самое позднее 18 сентября, когда решился исход сражения на Бзуре и после того как Советы накануне перешли восточную границу Польши.

Именно тогда и не позже должен был начаться обмен мнениями между Гитлером и командующим сухопутными силами по вопросу о ведении военных действий на западе. Тем не менее, как можно судить по опубликованным данным (в первую очередь по книгам генерала фон Лоссберга, бывшего начальника 1 Управления ОКБ, и министериальрата Грейнера, ведавшего журналом боевых действий ОКБ), этого не произошло.

Можно предположить, что реакция на блестящую победу в Польше, как и на неожиданную пассивность западных держав, со стороны Гитлера и со стороны руководящих деятелей ОКХ была совершенно различной. Тот факт, что англо-французская армия на западе не перешла в наступление, Гитлер, безусловно, расценивал как признак слабости, который позволяет ему в свою очередь перейти на западе в наступление. Блестящий успех польской кампании, кроме того, привел его к убеждению, что немецкая армия вообще может решать любую задачу. ОКХ совсем не придерживалось последнего мнения, как мы это покажем ниже. Из пассивности западных держав можно было, с другой стороны, заключить, что они, возможно, вступили в войну только для того, чтобы спасти свою честь. Поэтому, вероятно, с ними все же еще можно договориться. Генерал Гальдер, по-видимому, также думал о том, что такое соглашение можно будет заключить и помимо Гитлера. В этом случае немецкое наступление на западе в такой момент было бы совершенно неуместным.

Как бы то ни было, ОКХ могло исходить в своих предположениях из того, что Гитлер до этих пор никогда еще, даже после разгрома Польши, не ставил на обсуждение вопрос о наступлении на западе. В этом отношении я получил неопровержимое доказательство зимой 1939/40 г. Когда Гитлер в очередной раз отдал приказ о выдвижении в районы сосредоточения для наступления на западе, ко мне прибыл командующий воздушным флотом, с которым группа армий «А» должна была взаимодействовать, генерал Шперрле, и заявил, что его соединения не могут стартовать с размытых дождями аэродромов. В ответ на мое замечание о том, что за минувшие месяцы было достаточно времени для создания бетонированных стартовых дорожек, Шперрле заявил, что Гитлер в свое время категорически запретил проводить всякие работы, предназначенные для подготовки к наступлению. То же относится, впрочем, и к производству боеприпасов, которое осуществлялось не в том объеме, который был необходим в случае, если бы планировалось наступление на западе.

Очевидно, ОКХ считало, что это решение Гитлера является непоколебимым, и тем самым ошиблось в оценке его характера. Как сообщает Грейнер, ОКХ в течение второй половины сентября, когда подходили к концу события в Польше, дало задание генералу Генриху фон Штюльпнагелю разработать план дальнейшего ведения военных действий на западе. Штюльпнагель пришел к выводу, что армия до 1942 г. не будет располагать необходимой материальной частью для прорыва линии Мажино. Возможность ее обхода через Бельгию и Голландию он не рассматривал, так как германское правительство незадолго до этого обещало этим странам уважать их нейтралитет. На основе этого вывода и упомянутой выше позиции Гитлера ОКХ, по-видимому, пришло к убеждению, что на западе по-прежнему действия будут носить оборонительный характер. В соответствии с этим оно после окончания польской кампании отдало приказ об усилении обороны сухопутных сил на западе, очевидно, не удостоверившись предварительно во мнении Гитлера.

В совершенно новой обстановке, возникшей в результате окончательного разгрома Польши, такой образ действий означал не что иное, как предоставление Гитлеру инициативы в решении вопроса о дальнейших планах кампании. Этот путь, конечно, не был правильным путем для военного руководства, чтобы обеспечить за собой влияние на дальнейший ход войны, какой бы характер она ни приобрела. Кроме того, упомянутая выше работа Штюльпнагеля не могла рассматриваться как решение вопроса о дальнейшем характере войны. Если бы мы выжидали до 1942 г., чтобы прорвать линию Мажино, западные державы, по всей видимости, ликвидировали бы отставание в области вооружения. Помимо этого, успешный прорыв линии Мажино никогда не мог бы быть развит в операцию, решающую успех войны. Против, по меньшей мере, 100 дивизий, которыми располагал противник еще в 1939 г., таким путем нельзя было добиться решающего успеха. Даже если бы противник выделил для обороны линии Мажино крупные силы, он всегда мог бы оставить в качестве оперативного резерва 40-60 дивизий, которых было бы достаточно для того, чтобы вскоре остановить войска, прорвавшиеся через линию укреплений даже на широком фронте. Боевые действия, безусловно, приняли бы застывшие формы позиционной войны с ничейным исходом. Такую цель не могло ставить перед собой немецкое командование.