Лаврентий Берия - Сталин слезам не верит

ЕЖОВ…ходил по комнатам, пил и нецензурно ругался по адресу И.В. СТАЛИНА, В.М. МОЛОТОВА и Политбюро ЦК ВКП(б)…»

Было бы естественным, если бы невиновный человек, оскорблённый подозрениями и несправедливостью, в критической ситуации часами бродил бы по лесу, сидел бы на берегу с удочкой, гулял бы с дочкой, просто отсыпался бы за много лет недосыпа. А Ежов блудил, хотя, как говорят, перед смертью не надышишься.

Берия не был склонен к спиртному, зато любил литературу, живопись, музыку, рыбалку, уху, хорошую компанию, хотя всё это выпадало на долю Берии очень редко, а в годы войны он этого просто не мог себе позволить. На даче он мог часами резаться 8 волейбол по выходным. Ежов и на вершинах власти был склонен к пьянкам и «бабам». Да, на протяжении многих лет он много работал. Но при этом он любил себя в Державе, а не Державу в себе. У Сталина и Берии с этим всё обстояло «с точностью до наоборот» — их самым главным искренним увлечением было строительство новой могучей и свободной Державы.

Между прочим, если бы показания Бабулина были сфальсифицированы «в застенках Берии», то допрашивавший племянника Ежова капитан ГБ Влодзимирский (ещё один, по «мемориальным» уверениям, «мясник Берии», расстрелянный по «делу Берии» 23 декабря 1953 года), непременно включил бы в текст протокола заявление о том, что Ежов-де и тов. Берию крыл похабной бранью. Ан, нет. И это лишний раз доказывает подлинность показаний Бабулина.

17/IV-39

Наконец взяли Успенского[101]. Коба доволен. Попросил о награждении ребят, он сказал, давай представления, наградим[102].

Хорошо награждать. Хуже когда приходится раздалбывать. А приходится.

3/V-39

Наконец Коба решил навести порядок в Наркоминделе. Наша линия сработала[103]. Литвинова снимает к е…аной матери. На НКИД ставит Вячеслава[104], я отдаю туда Деканозова[105]. Жалко, Владимир мне нужен в Наркомвнуделе. Но Молотову он тоже нужен. И у меня теперь свой парень в Наркоминделе. Пригодится.

Литвинов себя полностью (Так в тексте. — С.К.) изжил. А может и хуже, но он хитрый еврей, осторожный. Половина полпредов была в заговорах, а на Литвинова показаний нет. Коба его ценит, называет Папашей, а теперь кончился Папаша. Папаша да не наша.

Сейчас надо активизировать немецкую линию. И по линии Наркоминдела тоже активизировать. Коба прав, Мерекалов[106] не та фигура. Надо все провести через Астахова[107].

Остальные линии надо активизировать тоже, потому что сейчас важно знать, как складываются реально дела везде. Литвинов вел дружбу с Англией и Францией, с немцами гадил. Теперь будет смена курса, надо наладить отношения с немцами. Дело с ними иметь можно. Если мы с ними договоримся, то воевать с ними не придется, а поляки сами не сунутся.

С немцами дело иметь можно, я помню их по Баку. Нос дерут, но дело ведут более менее честно. Англичане, те другое дело. По виду джентельмен (Так в тексте. — С.К.) а на самом деле засранец, палец в рот не клади. Немцы честнее. Потом с немцами у нас крепко установлены отношения по Экономике, оборот большой. Нам идут машины, им зерно и нефть, им это надо. И нам надо.

Немцы ведут самостоятельную политику, а Англия оглядывается на Америку. Франция вообще не в счет. Коба правильно решил, что с немцами надо попробовать договориться. Рано нам воевать. А лучше вообще не воевать.

Запись от 3 мая 1939 года, как и запись от 31 марта 1939 года, очень интересны. Они позволяют предполагать, что роль Берии в отстранении Литвинова и в повороте СССР в сторону разумной германской политики более велика, чем это сегодня представляется. Крайне интригует и упоминание Берией имени Георгия Астахова, нашего временного поверенного в делах в Германии в период подготовки Пакта от 23 августа 1939 года и до конца 1939 года.

Но вначале — кратко о тогдашней ситуации… В первое время после прихода нацистов к власти полпредом в Германии был Лев Хинчук. Затем его в 1934 году сменил Яков Суриц — еврей, у немцев, правда, аллергии не вызывавший по причине ума и такта. В 1937 году Сурица перевели в Париж, а в Берлине до весны 1938 года обязанности временного поверенного в делах исполнял советник Астахов. Лишь в апреле 1938 года в Германию назначается полноценный полпред — Алексей Федорович Мерекалов, фигура в нашей истории не прояснённая, как и фигура самого Георгия Александровича Астахова.

Наши отношения с Германией к 1939 году характеризовались очень большим объёмом экономического сотрудничества и крайне плохими политическими отношениями. Для того чтобы максимально осложнить эти отношения, очень постарался Макс Литвинов-Баллах.

Новый полпред Мерекалов был не дипломатом, а заместителем наркома внешней торговли Микояна. То есть он не был «кадром» Литвинова, зато был человеком Микояна, всегда имевшего с немцами хорошие отношения.

Мерекалову о его назначении по прямому указанию Сталина сообщил Председатель Совнаркома Молотов, вызвав того к себе на дачу в воскресенье 12 апреля 1938 года.

Мерекалов отказывался — языка, мол, не знаю, обстановки в Германии не знаю, тут нужен опытный дипломат. Однако в понедельник его вызвали на заседание Политбюро, и Сталин уже лично заявил Мерекалову, что верит в успешное выполнение его задач в Германии. Однако любопытно то, что задач у Мерекалова долгое время не было — он мало выезжал из полпредства, ограничив свои контакты до минимума.

В своей книге «Кремлёвский визит фюрера» я уже писал, что, по моему убеждению, Сталин поставил перед почти бездействующим полпредом три задачи. Во-первых, присутствовать в Берлине, находясь в «дежурном» режиме. Во-вторых, быть достойным личного доверия Сталина. В-третьих, самим фактом своего «внешнеторгового» происхождения показывать немцам, что СССР заинтересован в экономических связях с рейхом, с одной стороны, а с другой, что Мерекалов — это фигура не «литвиновская».

Мерекалов сидел в Берлине, а европейская ситуация развивалась так, что всё более выявлялась глупость политики Литвинова. И только когда Сталин — очевидно, не без информации Берии о фактическом состоянии дел в тайной европейской политике и умонастроениях немцев — решил начать берлинские зондажи, пришло время Мерекалова.

17 апреля 1939 года он встретился со статс-секретарем МИД рейха Вайцзеккером. Собственно, это была лишь вторая их встреча (первая состоялась в аусамте 6 июля 1938 года перед вручением Мерекаловым верительных грамот). Формально основная тема разговора касалась вопроса второстепенного — улаживания проблемы поставок в СССР зениток, заказанных нами на заводах «Шкода» тогда, когда ещё существовала Чехословакия. Однако это было, как я полагаю, прикрытием для иной, главной, задачи, поставленной полпреду не Литвиновым, а Сталиным.