Николай Караченцов - Корабль плывет

Глядя на Колю, я думаю, что ему еще предстоит сделать много нового, интересного, он столько еще не сделал… Вспоминаю, как он создавал своего графа Резанова в ««Юноне» и «Авось»». Марк Анатольевич ему говорил: «Ну в чем дело? Ну в чем дело? Саша Абдулов уже выстроил своего Фернандо, а что вы, Коля? Что вы все ходите и ходите по сцене?» А Коля не ходил по сцене, он растил образ, продумывал его до мелочей. Он искал, чем Резанов должен отличаться от всех, что должно быть уникально в этом человеке. И он говорил: «Марк Анатолич, ребенок рождается девять месяцев, а вы хотите, чтобы я вам роль выстроил за три дня». И вдруг однажды он вышел на сцену, и все притихли. Он вышел, он встал, и все поняли, что это и есть единственный и неповторимый граф Резанов. Он — благороден и неистов. Он будет любить с той же силой, что и ненавидеть. Он, чтобы победить, будет грызть зубами, будет отбиваться локтями, а если надо, то и головой отбиваться. И все поняли, что все, Коля теперь поведет спектакль, он — лидер. И все смотрели в его глаза, все ждали, что он будет делать, и он закрутил эту историю! От романтизма к комедии, от комедии к трагизму. Но постоянно прорывался этот его романтизм, прорывалась эта его сила первопроходца. Она либо есть в человеке, либо ее нет. Тут не сыграешь, это изобразить невозможно. Почему женщины, которые сидели в зале, плакали, рыдали? Они видели и своего героя, своего мужчину, которого они хотели видеть. Они понимали, что это — настоящий мужчина, что он может все. Он не предаст, не сфальшивит. В нем есть вот этот романтизм, вот это благородство. Для него немыслимо, чтобы обидеть женщину, толкнуть ребенка. Пускай ему будет хуже, но он никогда не опустится до этого. И если бы Коля когда-нибудь попал на корабль, и корабль стал бы тонуть, то он бы утонул вместе с этим кораблем, а ребенка спас. Это — его характер, его природа, его сущность.

Мой выпуск

Из выпуска курса школы-студии МХАТ 1968 года уже, к несчастью, нет пятерых. Из тех, кто стал известным актером, самый популярный Женя Киндинов. В «Ленкоме» нас осталось двое: Боря Чунаев да я. Хотя когда-то до нашего театра «дошли» семеро. До последнего времени в театре работал и наш однокурсник — Саша Пермяков, но и его уже нет. Недавно умерла Аня Сидоркина, девочка с нашего курса. В нашем театре работал Миша Маневич. Миша рано ушел из жизни, его сбило машиной. Он был мужем Ани, и трагедия случилась, когда он шел утром за молочком для их ребенка, Гриши. Сейчас Гриша — взрослый парень. Нередко мы собирались всем курсом в доме у Миши и Ани, теперь, значит, у Гриши. В «Ленкоме» работала и Ира Лаврентьева, которая сразу после окончания школы-студии МХАТ снялась в фильме «Гранатовый браслет». Ира — очень красивая женщина, она была в той десятке, что направили в «Ленком».

Ира Лаврентьева после года работы в театре внезапно переехала в Ленинград, в БДТ. Она сама ленинградка, а тут ей сделали предложение от Товстоногова. «Ленком» же тихо умирал. Владимир Багратович — замечательный человек, он и сейчас жив и здоров, но главного режиссера из него не получилось. Не каждому дано не то что держать, а по сути, делать театр. Хотя я ему по-своему благодарен за то, что он мне давал много играть.

Ира Лаврентьева в БДТ успела сыграть «Амплуа для пасынка судьбы» О'Нила, причем партнером ее был сам Капелян, а потом она эмигрировала в Соединенные Штаты, где несколько лет назад мы с ней встретились. Профессию она потеряла, у нее иная судьба, она — переводчик. Судить её мне трудно, да и не имею права. А встретились мы как родные люди.

У нас на курсе училась Алла Азарина, которая сегодня — одна из самых заметных чтиц. И держит, держит этот жанр, который постепенно исчезает. У нее свой театр — Театр одного актера. Она четко ведет по жизни свою линию. Относительно недавно Алла неожиданно запела, я случайно услышал и порадовался, что у нее хорошо получается.

Один из наших однокурсников тоже не пошел с нами в «Ленком», но по уважительной причине: он считал, что с его семьей в этом театре обошлись некрасиво. Видимо, дома у него произошел серьезный разговор. Вероятно, ему сказали: «Если ты пойдешь в «Ленком» к этому директору, ты нас предашь». И у него хватило сил отказаться. Звали нашего сокурсника Мишей Езеповым, потом он работал в Театре Маяковского.

Миша Рогов работает в областном театре, так же в областном, но в другом театре, — Ольга Фомичева, они тоже мои сокурсники.

В Ригу по распределению уехал Антон Сунцев. Но у него не сложилась судьба в театре. Антон имел два диплома, поскольку до театрального окончил технический институт, и там же, в Риге, пошел работать на какое-то предприятие, связанное с холодильными установками.

В Питер, в Александринку, попал студент нашего курса Константин Смирнов. Он хорошо выпускался, талантливый парень. Начал сниматься в кино, играл главные роли в известном театре, а потом резко изменил свою судьбу — ушел учиться в духовную семинарию. Теперь отец Константин — один из иерархов Русской Православной церкви. Он служит в храме в центре Петербурга на Конюшенной — в церкви, где отпевали Пушкина.

Виктор Карлович Манюков написал однажды о своих студентах, и он, в частности, переживал, что не так широко раскрыт талант Саши Пермякова… Саша у нас в театре много играл, но не главные роли, а небольшие, зато делал их заметными и яркими. Захаров его любил.

У нас еще учился Женя Козлов. Я не знаю его судьбы, чем он сейчас занимается.

Была замечательная актриса Галя Гуканова, она удивительно хорошо пела, голос необыкновенной красоты. Галя попала по распределению в Малый театр. Она талантливый человек, но, честно сказать, ждала своего возраста. По сути, Гуканова — вторая Пашенная. Но судьба распорядилась иначе. До больших ролей она не дожила: воспаление легких… и Галя умерла.

В «Современник» попали с нашего курса два актера: Юра Рашкин, который сегодня режиссер на телевидении, и Алеша Кутузов, он года четыре назад неожиданно умер — сердце. Когда-то «Современник» поехал в Чехословакию на гастроли, причем труппа этого театра небольшая, только двух актеров не взяли — Кутузова и Суворова…

Курс, на котором учился Коля, подобрался необыкновенно дружный, они встречались каждый год в определенный день. Приходили к Ане Сидоркиной, ныне покойной актрисе нашего театра. И даже после того, как Аня ушла, ее сын Гриша все равно продолжал всех у себя собирать. После того, как мы с Колей переехали на новую квартиру, очередные посиделки курса проходили уже у нас, в Шведском тупике, рядом с новым зданием МХАТа. Почти все ребята пришли, и мы устроили заодно и новоселье. Обычно их встреча приходилась на май-июнь, на конец сезона, как у них было прежде, в завершение занятий в школе-студии. Но в 2005 году они не съезжались из-за того, что Колечка был в тяжелом состоянии. К осени, узнав о том, что отец Константин приезжает в Москву из Санкт-Петербурга, а у Юры Рашкина недавно был день рождения, решили, что соберутся у нас, как и раньше. Приехали и очень трогательно обсуждали, что происходит с ними и со страной, принесли свои семейные фотографии, болтали, вспоминали, даже, по-моему, кто-то внуков приводил. Сейчас они книгу пишут, книгу о школе-студии МХАТ, о своем педагоге, профессоре Викторе Карловиче Монюкове. Я пыталась к этой встрече собрать какие-то фотографии. Из этой Колиной книги я возьму его слова о Монюкове, им легче будет к уже готовому тексту свое дописать.