Нелли Гореславская - Иосиф Сталин. Отец народов и его дети

Что касается учебы и плохих оценок, то, по словам А. Ф. Сергеева, они случались не часто:

– Во-первых, дети Сталина, в том числе и я, почти всегда учились хорошо. А во-вторых, он нас никогда не наказывал. А дневничок-то иногда просил посмотреть. Причем он просил показать сей документ совершенно неожиданно. Как-то у Василия был период, когда в дневнике у него засверкали двойки. Так он попросил меня: “Спрячь мой дневник, только не потеряй”. Понимаете, Василий знал, что отец в любой момент может потребовать дневник, и на всякий случай он должен был быть».

Ну, тут Артем Федорович, похоже, просто прикрывает «друга незабвенного» от журналистских, писательских и прочих нападок. На самом деле, конечно, учеба не входила в список Васиных приоритетов, чему есть многочисленные свидетельства. Так, М. А. Сванидзе однажды записала в дневнике, что Сталин в гневе на Васину учебу даже пообещал выгнать его из дома, а на его место взять на воспитание троих способных парней. Речь о Васиных «успехах» на школьном поприще шла за семейным ужином. Отец дал своему Ваське Красному на исправление два месяца, сердобольные родственники, по словам М. А. Сванидзе, даже заплакали от ужаса перед грозившей двоечнику горькой судьбой. Но тогда как-то все обошлось, на троих сирот Сталин все-таки сына не обменял.

Из более позднего времени до нас дошло знаменитое письмо Сталина Васиному преподавателю Мартышину, из которого можно понять, что на Васю в очередной раз поступила жалоба, на сей раз из школы.

«Преподавателю т. Мартышину.

Ваше письмо о художествах Василия Сталина получил. Спасибо за письмо.

Отвечаю с большим опозданием ввиду перегруженности работой. Прошу извинения.

Василий – избалованный юноша средних способностей, дикаренок (типа скифа!), не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких "руководителей", нередко нахал, со слабой или – вернее – неорганизованной волей.

Его избаловали всякие "кумы" и "кумушки", то и дело подчеркивающие, что он "сын Сталина".

Я рад, что в Вашем лице нашелся хоть один уважающий себя преподаватель, который поступает с Василием, как со всеми, и требует от этого нахала подчинения общему режиму в школе. Василия портят директора, вроде упомянутого Вами, люди-тряпки, которым не место в школе, и если наглец-Василий не успел еще погубить себя, то это потому, что существуют в нашей стране кое-какие преподаватели, которые не дают спуску капризному барчуку.

Мой совет: требовать построже от Василия и не бояться фальшивых шантажистских угроз капризника насчет "самоубийства". Будете иметь в этом мою поддержку.

К сожалению, сам я не имею возможности возиться с Василием. Но обещаю время от времени брать его за шиворот.

Привет!

И. Сталин. 8.VI.38 г.»

Как видим, отец оценивал сына сурово и нелицеприятно, может, даже чересчур строго, вот только «брать его за шиворот» было ему в это предвоенное время совершенно недосуг. Хотя у Василия, по словам его сестры, «…дела с учебой пошли все хуже и хуже. Учителя из школы и директор её одолевали отца письмами о дурном поведении и плохой успеваемости сына. Отец разъярялся, шумел, давал Василию нагоняй, ругал при этом всех – Власика, теток, весь дом, – но дело от этого не улучшалось…»

На самом деле, вовсе не от испорченности Васька Красный плохо учился, шалил и совершал другие проступки и шалости. Все родители, имеющие счастье (или несчастье, кто как на это смотрит) растить мальчишку с таким характером и типом нервной системы, знают, что хорошие стабильные оценки и примерная дисциплина в подобном случае – недостижимая мечта. Ну, не в силах такие мальчишки быть «хорошими» в том смысле, какой в это слово вкладывают взрослые – то есть послушными и дисциплинированными. Что же касается человеческих качеств, то Васька Красный, как уже говорилось, по свидетельству не только Артема, но и множества других людей, был и добрым, и отзывчивым, и щедрым, и бескорыстным. Вот, например, как характеризует сталинских детей в своих воспоминаниях многолетний глава охраны вождя Николай Власик:

«Дочь, любимица отца, хорошо училась и была скромной и дисциплинированной. Сын, по натуре одаренный, занимался в школе неохотно. Слишком он был нервным, порывистым, не мог долго усидчиво заниматься, часто в ущерб занятиям и не без успеха увлекаясь чем-то посторонним, вроде верховой езды. О его поведении, скрепя сердце, приходилось докладывать отцу и расстраивать его. Детей он любил, особенно дочь, которую в шутку называл «хозяйкой», чем она очень гордилась. К сыну относился строго, наказывая за шалости и проступки. Девочка, внешне похожая на бабушку, мать т. Сталина, характером была несколько замкнутой, молчаливой. Мальчик, наоборот, живой и темпераментный, был очень душевный и отзывчивый…»

И, добавим, очень любящий отца, очень переживающий оттого, что не соответствует тому идеалу, какой бы желал видеть отец. Об этом и написал Сталину умный преподаватель Мартышин в ответ на приведенное выше письмо:

«Прошу извинить за навязчивость, но я не могу скрыть от Вас одного наблюдения, а именно: Василий болезненно переживает ту неприятность, которую он Вам причинил, Вам, которого он искренне любит и к которому его влечет.

Однажды в разговоре со мной о его самочувствии Василий заявил мне, что готов сделать все, чтобы восстановить Ваше доверие, чтобы быть ближе к Вам…»

Вот такого бы умного, справедливого и требовательного педагога привлечь к Васиному воспитанию, глядишь, толку было бы намного больше. Но Мартышина в списке преподавателей школы № 2 на следующий 1938–39 год не оказалось, о чем он написал Сталину, правда, не объясняя причин. То ли сам ушел почему-либо, то ли дирекции показался слишком инициативным, а с такими людьми, которые чуть что вождю готовы письма писать, хлопот не оберешься.

Но Вася, к счастью, вскоре сам нашел путь своего исправления, причем наиболее для него подходящий – он, человек, страстно любящий не только животных, но и технику, риск и скорость, решил поступить в Качинскую авиашколу, в которой сумели все же привить ему необходимые правила дисциплины и самоограничения и сделать из него первоклассного летчика и красного командира. Это и сам Василий признавал, сказав однажды другу: «Отец на меня жалуется, говорит, что я горяч, не выдержан, веду себя не как положено. А кто в этом виноват? От кого я мог быть хорошо воспитан? Сам он не занимался нашим воспитанием – у него работа. После смерти матери отдал нас на воспитание во второй интернациональный дом вместе с испанскими детьми. Затем нас воспитывали беззубая немка и рязанский милиционер, который научил меня пить водку и шляться по бабам. Вот и все мое воспитание. Хорошо хоть немного подправила пробелы в этом Качинская школа, где мне не давали поблажек…»