Михаил Мильштейн - Сквозь годы войн и нищеты

Что же касается Мотинова, Рогова, Соколова, то к ним судьба оказалась более благосклонна. Они продолжали работать в ГРУ, дослужились, как я уже писал, до генералов и в начале 90-х годов находились либо в отставке, либо в запасе.

Но вернемся к «герою» нашего повествования. В 1945 году в «Правде» появилась огромная статья Константина Симонова, осуждавшая поступок «иуды» Гузенко и разоблачавшая происки зарубежной печати.

В дальнейшем судьба предателя сложилась неоднозначно, и назвать ее счастливой и удачной никак нельзя. Он так и не обрел счастья на чужбине. По характеру бывший советский шифровальщик оказался очень сварливым человеком, большим склочником и сутягой. Со временем интерес к нему на Западе ослаб, он перестал привлекать к себе внимание как разведывательных органов, так и прессы. Гузенко был явно этим раздражен. Запас его знаний о советской разведке был ограничен, а новые «рассказы» на поверку оказывались надуманными и пустыми. Он начал судиться и требовать денег со всех, кто в статьях или книгах ссылался на его материалы. Впоследствии предатель стал хроническим алкоголиком и долгие годы лечился от запоев. Умер Игорь Гузенко в полном одиночестве и забвении. Мало кто помянул предателя добрым словом во время похорон, а сегодня его имя и вовсе напрочь забыто.

Так, собственно говоря, и завершилось дело Игоря Гузенко. Для многих, замешанных в этой истории, оно сыграло роковую роль. Судьбы десятков людей, проходивших по делу бывшего советского шифровальщика, были исковерканы. Люди потеряли работу, лишились средств к существованию, были дискредитированы на всю жизнь. Их семьи и дети еще долгое время испытывали на себе позор и несчастья.

Сейчас, когда уже почти полвека минуло с той поры, размышляя о мотивах предательства Гузенко, можно предположить что угодно. Конечно, свой поступок он лично объяснял благородными мотивами. Такими, как, например, желание противодействовать тирании Сталина. В составлении подобной «легенды» ему наверняка помогали представители канадских спецслужб. По правде говоря, в его поведении не было ничего оригинального. Но кто из перебежчиков или предателей, скажите на милость, когда-либо в истории объяснял свое предательство просто меркантильными интересами: пожить хорошо и красиво, получить побольше денег, вылезти из затруднительного положения или беды (отдать долг или проигрыш в рулетку, в карты, оплатить увлечение женщинами или наркотиками)?.. Полагаю, что главными побудительными мотивами предательства Гузенко были самые обыкновенные меркантильные интересы — он просто стремился к лучшей и более сытной, чем в Советском Союзе, жизни на Западе.

Глава V

Второе рождение

После Великой Победы советского народа над фашистской Германией в ГРУ (да и не только там) начался процесс освобождения аппарата правительства и всевозможных ведомств от евреев. Делалось это, естественно, под разными предлогами. Но власти, между тем, никогда не забывали при каждом удобном случае талдычить о пролетарском интернационализме. Видимо, в высших эшелонах в этот самый интернационализм никак не хотели впускать лиц еврейской национальности. Впрочем, надо признать, что в течение длительного периода в Главном разведывательном управлении на разных должностях, в том числе и в руководстве, работало много евреев. Некоторые из них действовали весьма успешно. Среди нелегалов назову имена лишь Льва (Леопольда) Треппера и Шандора Радо, о которых я уже упоминал, известных всему миру разведчиков, внесших неоценимый вклад в разгром гитлеровского рейха.

Я, тем не менее, парил в небесах и, признаюсь, не совсем трезво оценивал обстановку в стране. Может быть, потому что с раннего детства не ощущал себя евреем. Моим родным языком был русский. Я воспитывался в интернациональной среде и не знал ни истоков, ни традиций еврейской культуры. Все, что во мне осталось еврейского, — это фамилия и происхождение. Но и этого оказалось достаточно для мракобесов из Кремля.

В конце 1945 года прозвучал первый тревожный звонок. В это время я был рекомендован на должность начальника советской военной миссии в Великобритании. Прежний наш сотрудник, занимавший этот пост, погиб в авиационной катастрофе. В то время шли сложные военные переговоры с Великобританией — нашим союзником по антигитлеровской коалиции. Назначение ответственное, и поэтому оно утверждалось секретариатом ЦК ВКП(б). Наконец заседание Секретариата состоялось, было принято решение о моей командировке, и я стал готовиться к отъезду. Разумеется, главная цель моей миссии была связана с разведывательной деятельностью. Речь шла о серьезной военно-политической работе. Все было готово к отъезду, и вдруг в самый последний момент меня вызвал к себе начальник ГРУ, который, по его словам, только что вернулся от Маленкова. Оказывается, решение секретариата ЦК ВКП (б) должно было быть подписано Георгием Максимилиановичем Маленковым, в годы войны — членом Государственного Комитета обороны, в дальнейшем, правда недолгий период, — председателем Совета Министров СССР… Обычно это было простой формальностью, но на этот раз Маленков перед тем, как окончательно подписать протокол заседания, решил его просмотреть и из десятков, а может быть, сотен фамилий ему попалась на глаза моя, которая Георгию Максимилиановичу показалась неблагозвучной. Он вызвал начальника ГРУ. Тот, немного расстроенный, передал мне слова Г. М. Маленкова.

— Зачем мы начальником военной миссии за рубежом посылаем Мильштейна? — спросил Маленков. — У нас что, нет Ивановых или Петровых?

Этих слов оказалось достаточно для того, чтобы мое назначение аннулировали.

Все же, будучи «великим демократом и интернационалистом», Георгий Максимилианович при этом добавил: «Не вздумайте теперь этого Мильштейна выгонять из ГРУ. Пусть трудится. Он вроде бы неплохой работник».

Так была решена моя судьба или, вернее, так начался поворот в моей судьбе.

Брошенная Маленковым фраза неотступно преследовала меня.

Через некоторое время меня вновь вызвал начальник. Принял хорошо, усадил, даже предложил чаю. Выглядело это подозрительно, и я приготовился к худшему.

— Знаешь, — сказал он, — у меня есть хорошая работа для тебя.

Я молчал.

— Хочу предложить тебе должность заместителя начальника Военно-дипломатической академии. Как ты на это смотришь?

Я не колеблясь отказался от этого «лестного» предложения: в нем была запрятана хитрая ловушка. Дело в том, что буквально в те дни я прочел постановление ЦК ВКП (б) о создании этой академии. В постановлении отмечалось, что состав слушателей академии и преподавателей должен комплектоваться лицами коренной национальности. Под некоренными национальностями понимались, в первую очередь, евреи и иные, как говорили в царской России, инородцы. А это значило, что я недолго удержусь на этой должности. Кроме того, получалось, что меня в сравнительно молодом возрасте убирают с оперативной работы и фактически выгоняют на пенсионный покой.