Семен Гейченко - У лукоморья

Исследователи долгое время считали, что наброски, сделанные И. С. Ивановым с натуры, то есть оригиналы, с которых П. Александров сделал литографии, до нас не дошли и, по-видимому, исчезли бесследно.

Но вот несколько лет тому назад автору этих строк посчастливилось, и он случайно обнаружил в частном собрании один из набросков Иванова — тот, который изображает Святогорский монастырь. Рисунок этот исполнен орешковыми чернилами на листе бумаги с водяным фабричным знаком конца двадцатых годов XIX века. Нижний правый край бумаги оторван. Бумага сильно обветшала. На лицевой стороне листа, под изображением монастыря, пояснительная надпись, сделанная рукою И. С. Иванова:

«А. Цепь холмов, поросших кустарником.

В. Дорога в монастырь.

С. Могила А. С. Пушкина».

Правее надписи нарисован трехконечный крест с надписью: «А. С. Пушкин».

Несмотря на схематичность рисунка, всё в нем выдержано в должной перспективе, масштабе и точной топографии места.

Как и на литографии Александрова, в наброске Иванова монастырь показан со стороны Анастасьевских ворот. Вид его рисован с противоположного монастырского холма, расположенного у дороги из Михайловского в Святые Горы. На переднем плане — овраг, за ним — ограда монастырская, от подошвы ее поднимается могильный холм, на вершине которого, в окружении купы деревьев, Успенский собор с колокольней.

На наброске чуточку больше, чем на литографии, раскрыта площадка у алтарной апсиды собора. Это сделано, по-видимому, для того, чтобы яснее показать место упокоения Пушкина и фамильное кладбище Ганнибалов-Пушкиных.

На обороте листа рукою Иванова написан текст. Он почти полностью повторяет помещенный в альбоме, хотя в нем есть и некоторые особенности.

Вот он: «Святогорский трехклассный монастырь находится в Псковской губернии, Опочецком уезде, расстоянием от уездного города в 40, а от губернского к югу во 115 верст, а от древнего пригорода Воронича в 4 верстах, на Синичьих Горах, основан в 1569 году, после явлений чудотворных икон Божией Матери юродивому юноше Тимофею.

Царь Иоанн Васильевич в 1569 г., назвав Синичью гору Святою, повелел устроить на ней каменную церковь во имя Успения, так, чтобы алтарь ее занимал то самое место, где стояла сосна с явленною иконою Одигитрии; при подошве горы, окруженной горами, расположить монастырь. Ганнибалы и Пушкины, жившие с давних времен в окрестностях этого монастыря, усердием и пожертвованиями церкви приобрели исключительное право близ нее погребать из рода своих умерших; ряд могил их представлен на картине, а большим черным крестом близ церковного алтаря осеняется могила Александра Пушкина».

В литографированном тексте конец последней фразы читается иначе: «…приосеняется могила славнейшего из наших поэтов — Александра Сергеевича Пушкина».

Подлинность почерка И. С. Иванова устанавливается абсолютно точно, если сопоставить начертания букв и слов с документами Иванова, писанными его рукой, хранящимися в Псковском государственном архиве.

Таким образом, набросок И. С. Иванова является первым достоверным изображением пушкинского некрополя, одним из первых откликов псковичей на трагическую гибель великого поэта России, столь нежно любившего этот уголок ее.

Первая мысль о памятнике на могиле Пушкина появилась через две недели после его смерти. Вот что писал тогда Н. А. Полевой: «…неужели мы не сделаем ничего для почтения памяти поэта? Наш долг ознаменовать воспоминание о Пушкине памятником, достойным его славы и русской чести… Пусть каждый из нас, кто ценил гений Пушкина, будет участником в сооружении ему надгробного памятника! Наши художники вспыхнут вдохновением, когда мы потребуем от них труда, достойного памяти поэта. И в мраморе или в бронзе станет на могиле Пушкина монумент, свидетель того, что современники умели его ценить. И сильно забьется сердце юноши при взгляде на этот мрамор, на эту бронзу».

Через четыре года после смерти Пушкина на могиле поэта вместо деревянного креста был поставлен мраморный монумент. Только это произошло совсем не так, как мечтал Полевой.

Пушкина хоронили дважды. Первый раз его хоронил в 1837 году А. И. Тургенев. Второй раз хоронила Наталья Николаевна и дети — в 1841 году…

НАДГРОБИЕ

Создатель пушкинского надгробия Александр Иванович Пермагоров был потомственный уралец. Он прибыл в Петербург в первые годы XIX века с группой рабочих для обучения «каменному делу» и пополнения императорской гранильной фабрики рабочей силой. Своими способностями он быстро обратил на себя внимание начальства и уже спустя три года был переведен в подмастерья, а затем, вскоре, получил звание мастера монументального вечного цеха. Имя его стало довольно широко известным в столице и при дворе. Надгробия работы Пермагорова можно было видеть не только на петербургских кладбищах, но и в Москве и других знатных городах России.

Когда сегодня мы проходим по некрополю Александро-Невской лавры, мы видим подписанные Пермагоровым прекрасные монументы. В Благовещенской церкви, в двух шагах от могилы А. В. Суворова, стоит очень импозантный памятник на могиле грузинского царевича Вахтанга Ираклиевича, умершего в Петербурге в 1814 году. На памятнике надпись: «Дражайшему супругу памятник соорудила вдова его грузинская царевна Мария Давыдовна». В углу выбита подпись художника: «А. Пермагоров». Недалеко от этой церкви, на Мартосовской дорожке, стоит другое надгробие работы Пермагорова — Смарагде Гике, румынке, княжне, потомку Молдавских господарей, умершей в январе 1818 года.

Оба эти памятника свидетельствуют о высоком мастерстве художника. В них мы находим некоторые элементы, которые потом встретим и на пушкинском надгробии в Святых Горах.

В 1837 году, будучи назначенным на восстановительные работы в Зимнем дворце, Пермагоров с группой каменщиков выполнял отделку одного из залов, который по личному указанию царя должны были покрыть уральским малахитом и впредь именовать Малахитовым. Царь лично наблюдал за ходом работ. Однажды, проходя по залам, он остановился, чтобы рассмотреть работу группы Пермагорова. Царь спросил мастера, кто он таков, откуда родом, чем постоянно занимается. Тот ответил коротко и ясно: «Вашего величества цеховой мастер каменных дел!» Царю понравилась расторопность художника, и он приказал сопровождавшему его дежурному адъютанту записать фамилию его в памятную книжку.

В конце 1839 года отделка зала была окончена. Царь был в восторге и приказал подать список мастеров, «особо отличившихся умением и старанием». На сем списке «собственною его величества рукою» было начертано: «Наградить за усердие серебряными медалями». Такую медаль получил и Пермагоров.