Архив еврейской истории. Том 12 - Коллектив авторов
Благодаря связям Зунделевича с контрабандистами он, несколько раз съездив в Кёнигсберг к Финкельштейну, организовал через Вильно масштабную транспортировку в Россию социалистических изданий, в том числе журнала «Вперед!» и книг, напечатанных в Швейцарии «чайковцами»[337]. А затем, тоже при активном участии Зунделевича, Вильно стал центральным местом для переправы за границу и обратно самих участников социалистического движения 1870-х годов. Ставший впоследствии знаменитым «чайковец» Н. А. Морозов и близкий к «чайковцам» В. И. Алексеев (будущий «толстовец») уже в 1874 году слышали о Зунделевиче как о виртуозном специалисте по переправке людей через границу[338]. Так, в декабре 1874 года Зунделевич с помощью своих друзей-контрабандистов успешно переправил из России в Германию самого Морозова и «чайковцев» Н. А. Саблина и Н. А. Грибоедова[339]. О механизме этих предприятий, сохранявшемся без изменений вплоть до осени 1879 года, будет рассказано ниже.
Идеология Виленского революционного кружка не успела окончательно сформироваться. Из имеющихся отрывочных данных можно сделать следующие выводы.
Кружок не носил еврейско-национального характера и, планируя свою дальнейшую деятельность, собирался ориентироваться не только на еврейскую среду. Зунделевич писал Фрумкину:
Для нас всех еврейство как национальный организм не представляло собой явления, заслуживающего поддержки. <…> Главный цемент, связывающий евреев в одно целое – религия, признавался нами фактором безусловно регрессивным… <…> Нам казалось, что у евреев нет общих интересов национальных, а есть множество одинаковых интересов людей, составляющих еврейство, – интересов, заключающихся в приобретении равноправия, открывания себе дороги к европейскому образованию и в работе со всеми другими людьми, составляющими население России, работе, направленной к изменению общественного порядка в сторону общечеловеческих идеалов добра и справедливости[340].
Более того, Иохельсон сознается, что русская литература (по-видимому, имеется в виду не только ее радикальное направление), внушавшая им «любовь к просвещению и русскому народу», привила им также, «в известной степени, представление о еврействе не как о народе, а как о паразитном классе»[341]. Фрумкин – видимо, со слов Зунделевича, – поясняет, что речь шла о «презрении к преобладающим в еврействе элементам непроизводительного труда; к ростовщичеству, посредничеству и всякого рода торгашеству», и добавляет – «такие занятия третировались, как худший вид паразитизма»[342]. Согласно Зунделевичу, Либерман был единственным человеком в кружке, кто смотрел на работу среди евреев «как на средство поднять национальное самосознание еврейства, культурно-национальные особенности которого он ценил очень высоко»[343]. Но его предложения издавать специальный социалистический орган на иврите были отвергнуты[344].
Зунделевич, по свидетельству одного из его тогдашних знакомых М. Д. Ромма, в своем кругу говорил достаточно обычные для народников 1870-х годов вещи – о бедственном положении крестьян, обремененных большими платежами и громадными недоимками, причем приводил конкретные цифры. Причину такой ситуации Зунделевич видел в «дурном управлении государством», и в качестве средства «это дело поправить прямо указывал на бунт, восстание и революцию»[345].
Не совсем понятно, что конкретно имел в виду Зунделевич (если Ромм правильно изложил его речь) под бунтом и революцией. Тогда существовали: а) программа Бакунина с его представлением о том, что русский мужик – прирожденный социалист и революционер и его можно легко поднять на бунт; б) доктрина Лаврова, настаивавшего на долгой пропагандистской работе в народных массах для подготовки крестьянской революции; и в) средняя линия в лице идеологии «чайковцев» – пропаганда в народе для ожидавшегося в относительно близком будущем крестьянского восстания во имя социализма. Скорее всего, Зунделевич и другие «виленцы» были ближе всего к «чайковцам», хотя влияние на «виленцев» отца русского анархизма тоже, несомненно, имело место – один из участников кружка Г. М. Каценеленсон вспоминал в 1931 году, что в спорах К. Маркса и Бакунина в период Первого Интернационала их симпатии были на стороне последнего[346].
Целью кружка ставилось новое «хождение в народ» – видимо, в рамках Виленской губернии. При этом идти члены кружка собирались не к крестьянам, а к местным рабочим. Зунделевич, говоря об этом, добавлял: «Еврейские рабочие входили в общее понятие “народ”, но большое значение придавалось исканию приверженцев среди русских рабочих, так как в них предполагалась решающая сила». «Виленцам», продолжал Зунделевич, казалось, что «всего удобнее проникнуть в среду рабочих, если самому быть рабочим»[347].
В начале мая 1875 года Зунделевич и Иохельсон сняли у местных дворян К. Ф. и М. С. Савицких небольшой дом в окрестностях Вильно[348]. Там была устроена сапожная мастерская, куда приходил нанятый кружком еврей-сапожник и обучал Зунделевича, Иохельсона и еще двух человек сапожному ремеслу[349]. По свидетельству Иохельсона, обучение шло быстро, и через две-три недели сапожник стал продавать на рынке обувь их производства, «надо прибавить, не очень изящную и прочную». Но ученики все же подавали надежды на прогресс в сапожном деле[350].
Однако кружок (вернее, почти весь его актив) неожиданно провалился. Произошло это из-за недостаточной конспиративности Зунделевича и его товарищей. Один из воспитанников Виленского учительского института И. Э. Каган, отличавшийся политической бдительностью и к тому же находившийся в личном конфликте с Вайнером, сделал донос институтскому начальству о том, что между учащимися распространяются нелегальные издания. После этого по решению педагогического совета института в ночь с 29 на 30 июня 1875 года был произведен обыск в помещении его воспитанников. В результате у двоих – Н. И. Рабиновича и А. С. Цунзера – были соответственно найдены «Отщепенцы» Соколова и брошюра Лаврова «1773–1873. В память столетия пугачевщины».
Рабинович и Цунзер признались 2 июля, что получили книги: первый – от Вайнера, второй – от Зунделевича. Цунзер также сообщил и о наличии кружка, куда его приглашал Зунделевич. Допрошенный в тот же день Вайнер сознался, что «Отщепенцев» ему дал Зунделевич. Отпущенный после допроса, Вайнер тут же раскаялся в своей откровенности и предупредил Зунделевича о неизбежном аресте. 3 июля 1875 года Зунделевич, Вайнер и Иохельсон спешно покинули Вильно, затем пересекли границу и прибыли в Кёнигсберг, где остановились у Финкельштейна. Через несколько дней туда же приехал и Либерман[351]. Роль Давидовича не была раскрыта, и впоследствии он восстановил и упрочил Виленский революционный кружок, успешно действовавший вплоть до новых арестов в марте 1876 года[352].
Пребывание в Германии (июль 1875 – весна
