Мартин Гилберт - Черчилль. Биография
В этот день New York Times, как показалось, подкрепила мнение Идена. «Впервые после начала осенней сессии парламента, – говорилось в статье, – сэр Уинстон показался неуверенным в себе и усталым. Это не тот Черчилль, который был два года назад, а лишь слабая тень той великой фигуры, которую он представлял в 1940 г.». Daily Mirror с удовольствием перепечатала этот текст, сопроводив его подписью: «Что Америка сейчас говорит о Черчилле».
Возможно, по сравнению с 1940 г. он и стал «тенью», однако New York Times была не в курсе, насколько бдительно он продолжает следить за международной ситуацией. Накануне он написал своему другу лорду Бивербруку, владельцу Daily Express: «Считаю, «Экспресс» занимает очень разумную позицию, не пытаясь выступить против экспериментов с водородной бомбой. Разрыв с Соединенными Штатами может оказаться фатальным для судеб всего мира и для нашего выживания. Они способны действовать в одиночку, а наше географическое положение гораздо уязвимее. Сожалею, – добавил Черчилль, – что вы так активно выступаете против перевооружения – разумеется, в известных пределах – Западной Германии. Это все равно произойдет, и будет гораздо лучше, если они окажутся с нами, а не против нас».
Несмотря на слабость, Черчилль готовил речь по поводу водородной бомбы, которую он произнес в палате общин 5 апреля. «Ничто не может быть более катастрофичным для Западной Европы и безопасности Британии, – предупреждал он, – чем серьезные разногласия между Британией и Соединенными Штатами». Он также повторил мысль, высказанную им почти год назад, о возможности встречи в верхах.
Черчилль сказал в палате: «Если Россия, Британское Содружество и Соединенные Штаты соберутся за круглым столом для обсуждения коммерческого использования атомной энергии, то не должно показаться странным, что вопрос о водородной бомбе, которая может превратить в пыль все наши прекрасные планы, выходит теперь на передний план. Я надеюсь, что переговоры на важнейшие темы между главами государств и правительств могут оказаться не столь невероятными, как раньше. Британская политика в данный момент преследует две цели, – сказал он. – Первая – не упустить возможность убедить советских лидеров и, если удастся, советский народ, что западные демократии не строят против них агрессивных планов. Вторая – чтобы до тех пор, пока не будет достигнута первая цель, у нас было достаточно сил, необходимых для сдерживания любой агрессии с их стороны и отражения ее, если это все же произойдет».
Пока Черчилль произносил эти слова, его речь перебивалась криками «Отставка!» со скамей лейбористской оппозиции. Крики были такими громкими, что порой перекрывали голос Черчилля. Впрочем, основные комментарии вызвали не эти выкрики, а реакция на них Черчилля. «Злобность нападок не стимулировала его, как раньше, дать отпор, – написал парламентский корреспондент Times. – Похоже, они лишили его сил возражать и заставили лишь упорно стараться завершить речь».
Выступление Черчилля 5 апреля стало поворотным пунктом. «Впервые, – позже записал один из его личных секретарей Брауни, – я отчетливо осознал, насколько истощились его силы. В прежние времена он отложил бы в сторону бумаги и сокрушил оппозицию, потому что за ним была сила». «Возникло ошеломительное ощущение, – записал Ивлин Шакбург, – что ПМ совершил серьезный промах и продемонстрировал палате свою старческую слабость».
Несмотря на неудачу 5 апреля, Черчилль, опасаясь, что мир будет втянут в ядерный конфликт, выразил свою озабоченность на банкете Королевской академии 28 апреля, а двумя днями позже – в Альберт-холле. В Чекерсе 26 апреля он постарался внушить представителю Эйзенхауэра адмиралу Рэдфорду, который надеялся на готовность Британии принять участие в войне в Индокитае, насколько «опасна война на окраинах, где русские сильны и могут использовать энтузиазм националистически настроенных и угнетенных народов. Моя политика совершенно иная, – сказал он адмиралу. – Ее суть – переговоры в центре». Такие переговоры не должны быть умиротворением или ультиматумом. Они должны довести до сознания русских полное представление о силе Запада и убедить их в безрассудности войны».
В тот день, когда адмирал Рэдфорд был в Чекерсе, в Лондоне вышел из печати шестой том военных мемуаров Черчилля. Поздравляя его, Брендан Брекен написал: «Никогда еще не было такого животного, как УСЧ». Но Черчилль уже называл июль как возможную дату своей отставки. «Он проходит, так сказать, через Долину Определения даты, когда он должен уступить власть, – написала Вайолет Картер подруге после визита к Черчиллю в Чартвелл, – и я чувствую, что это доставляет ему огромные душевные страдания. Я призывала его – правильно или нет – остаться. А он мне сказал: «Вы и Бивербрук – единственные, кто искренне хочет, чтобы я остался». Брекен тоже склонялся к тому, чтобы Черчилль не оставлял свой пост. В этом месяце он написал Бивербруку: «Черчилль единственный, кто имеет возможность удержать за фалды легковозбудимого Дядю Сэма».
27 мая Черчилль выступал на съезде женщин-консерваторов в Альберт-холле. «Не буду скрывать от тебя, что сочинение речи теперь гораздо более тяжелый труд, чем раньше, – написал он Клементине двумя днями ранее, – хотя я и по-прежнему не люблю, когда кто-то пишет за меня». Черчилль работал более двух дней, а выступал более сорока минут. Он говорил, что верит в то, что «мы – или, по крайней мере, вы доживете до тех дней, когда наука, вызнавшая у природы ее ужасные тайны, начнет служить человечеству, а не губить его, и положит конец войнам».
Черчилль запланировал полет в Вашингтон, чтобы обсудить с Эйзенхауэром англо-американский обмен информацией в области мирного использования атомной энергии. Для этого он снова решил взять с собой лорда Черуэлла. Узнав о планах Черчилля, Иден воспользовался возможностью и в письме от 7 июня предложил ему оставить пост премьер-министра сразу же после возвращения из поездки. «Мой дорогой Энтони, – ответил Черчилль, – не могу обещать сделать то, что вы предлагаете». Он объяснил свою позицию: «Я глубоко обеспокоен напряженностью международных отношений. И я бы предал свой долг, если бы не использовал все свое влияние для решения дела, которому мы с тобой оба преданы всей душой». Впрочем, он написал, что не собирается «продолжать позже осени».
После письма Идена Черчилль обсудил вопрос о своей отставке с Макмилланом, которому сказал, что хочет уйти осенью. Через несколько дней он получил от Макмиллана ответ, в котором говорилось, что лучше, если бы новая администрация была сформирована в текущем году, «чтобы министры заняли свои новые должности до, а не после летних отпусков». Черчилль был недоволен. «Мой дорогой Гарольд, – ответил он 20 июня, – вчера утром получил ваше письмо. Вашу позицию понял. Искренне ваш, Уинстон С. Черчилль».
Черчилль был уверен, что все еще может склонить американцев к политике разрядки в отношении России на основе создания «мирового фронта против коммунистической агрессии», о чем и написал Эйзенхауэру 21 июня. По мнению Черчилля, этот фронт могли бы составить Греция, Турция, Ирак, Пакистан и Югославия (в 1948 г. Тито порвал с Москвой). «Как вам известно, – написал он, – я надеюсь убедить Россию, что для нее есть гораздо более легкий путь, на котором ее энергичный народ может зажить более полноценной и счастливой жизнью».
Вечером 24 июня Черчилль, Иден и Черуэлл вылетели из Лондона в Вашингтон. После инсульта прошел год. «Главной целью визита, – записал Колвилл во время полета, – было убедить президента, что мы должны более плодотворно сотрудничать в атомной и водородной сферах. Что мы, британцы и американцы, должны начать диалог с Россией, чтобы ослабить холодную войну, предотвратить войну горячую и обеспечить десятилетний период «спокойствия», за который мы сможем перенаправить наши материальные ресурсы и научные знания на нечто более плодотворное, чем производство катастрофических вооружений».
В Вашингтонском аэропорту Черчилля встречали Даллес и вице-президент Ричард Никсон. Оттуда они направились в Белый дом, который станет резиденцией Черчилля на время переговоров. К его удивлению, на первой же встрече Эйзенхауэр согласился с идеей встречи с русскими на высшем уровне. После этого Черчилль предложил провести «разведку боем» в Москве, возможно, им лично. Эйзенхауэр не возражал, чтобы Черчилль поехал в Москву один. Впрочем, он сам не поедет «никуда, где господствуют Советы». Черчилль предложил, что они с Маленковым и Эйзенхауэром могут встретиться либо в нейтральном Стокгольме, либо в Лондоне. Эйзенхауэр согласился. Что же касалось «разведки боем» в Москве, то Черчилль сказал Эйзенхауэру: «Клянусь, ни в чем вас не скомпрометирую».
