Аркадий Полторак - Гросспираты
— Я считал, что при любых обстоятельствах не имею права покинуть военно-морской флот во время войны без крайней к тому необходимости...
Такая крайняя необходимость вскоре, однако, возникла. В конце 1942 года между
Гитлером и Редером произошел спор об использовании больших кораблей. Гитлер питал к ним недоверие, полагал, что они устарели. Редер придерживался противного мнения. Так завязался конфликт, который гросс-адмирал и использовал. Вот на этот раз он действительно решил проститься со службой.
— Я заявил, что мне шестьдесят семь лет, что мое здоровье не в порядке.
Фюрер якобы опять возражал. Заявил даже, что уход Редера означал бы «большую потерю лично для него». Но здесь гросс-адмирал проявил твердость.
Это было время тяжелейших боев на берегах Волги. Катастрофа под Сталинградом являлась вопросом дней. Как человек военный, Редер понимал — Германия идет к поражению. Самое время ретироваться. И он ретировался, передал свой пост Деницу.
Началась частная жизнь Эриха Редера. Он обосновался под Берлином в своем имении. И очень скоро обнаружил, что переживать поражение куда проще здесь, чем в кресле главнокомандующего. Пусть эта сомнительная честь принадлежит теперь тому, кому даже в такое время льстит пребывание в окружении фюрера.
20 июля 1944 года. Покушение на Гитлера. В Берлине пополз слух, что Редер причастен к этому. Если верить гросс—адмиралу, то эту ошеломляющую новость принес ему зубной врач доктор Вебер. Редер понимает, что такой слух мог быть распущен «фирмой Геринга или Гиммлера». Он отдает себе отчет, чем это может кончиться. И спешит засвидетельствовать свои верноподданнические чувства:
«Еще 21 июля я позвонил по телефону адмиралу Вагнеру в ставку фюрера и попросил получить для меня разрешение 22 июля лично выразить мою радость по поводу его спасения».
Вымолив аудиенцию, трусливый и холуйствующий, он поздравляет Гитлера с избавлением от опасности, клянется в лояльности, а под конец выбрасывает совсем уже смердяковское коленце:
«При отъезде, — вспоминает Редер, — постарался обратить внимание охраны на то, что она пропустила меня с заряженным револьвером в кармане обедать наедине с фюрером. Это могло бы облегчить акт покушения, если бы только, в приступе сумасшествия, я вздумал это сделать».
В судебном зале, так же как и другие его коллеги по скамье подсудимых, Редер стоял на том, что никогда и ничего не знал о страшных преступлениях режима, которому так верно служил. Лагеря? Камеры уничтожения? Пытки? Он, Редер, решительно ничего не ведал об этом. И тут одним из заключительных аккордов по его делу прозвучала история с Гесслером. Человек этот занимал в Веймарской Германии пост военного министра. Случилось так, что в связи с событием 20 июля 1944 года Гесслер угодил в концлагерь. Каким—то образом он дал знать Редеру, что арестован по недоразумению, и просил поддержки. Редер обратился в ставку. Оттуда ему сообщили, что, по данным СС, Гесслер замешан в покушении.
— Так как у меня не было оснований не верить указанному официальному органу, я прекратил все попытки и старания, — заявляет гросс—адмирал.
Но вот в марте 1945 года Гесслера освободили. Он встретился с Редером и рассказал, что «был подвергнут пыткам, во время которых ему забивали деревянные клинья между пальцами». Гесслеру стало известно, что «эти пытки производились по приказу фюрера». И что же Редер?
Гросс-адмирал дает четкий ответ:
— Когда я получил это известие, первое, что сделал, — пошел со своей женой на озеро за моим домом и бросил в воду свой золотой партийный значок.
Обвинитель осведомляется: нельзя ли считать, что это был первый протест гросс—адмирала против политики нацизма.
Редер. Я всегда заявлял решительные протесты...
Но сколько ни рылся в своей памяти подсудимый, кроме истории с женитьбой адъютанта на девушке «с дурной славой», ничего конкретного припомнить не мог. Да вот еще увидев следы пыток на руках у своего бывшего начальника, оглядевшись и убедившись, что русская армия уже за Одером, союзные войска за Рейном, а главное, что Гитлера поблизости нет, гросс-адмирал взял да и бросил в озеро золотой значок нацистской партии. Как—никак это проще и дешевле, чем, скажем, демонстративно вернуть полученную от Гитлера незадолго до отставки награду — 250 тысяч марок!
Май 1945 года. Самоубийство Адольфа Гитлера. В своих московских показаниях Редер дал этому факту такое объяснение:
— Я убежден, что ему не оставалось иного пути после того, как он резко критиковал поведение Вильгельма II, бежавшего (после поражения Германии. — А. П.) в нейтральную страну, и после того, как... довел немецкий народ до такого ни с чем не сравнимого ужасного положения.
Конечно же, в этом лаконичном комментарии нет ни слова о собственной ответственности за многолетнее сотрудничество с фюрером и верную службу ему. А ведь Редер хорошо знал, с кем связал свою судьбу, свою карьеру. Столь же хорошо, как и Гитлер знал Эриха Редера, энергичного и верного помощника, до тех самых времен, пока на горизонте не обозначились явственно результаты Сталинградской битвы.
На Нюрнбергском процессе Редер, в отличие, скажем, от Геринга, вел себя тихо, стремился ни с кем не вступать в конфликты, никого ни в чем не упрекал. «Тишайший Редер» — так его и звали. Он—то сразу усвоил — затронь кого-нибудь, и посыплются неприятности... И все же выдержать такую тактику до конца не удалось. Неожиданно ворвался еще один документ и вызвал страшную бурю.
В 1945 году в Москве следователь спрашивал Редера, что он думает о тех, с кем много лет сотрудничал. Там с ним обращались, как оценил сам гросс—адмирал, «истинно по—рыцарски». Где—то в глубине души у него затаилась надежда, что ему уже не придется больше свидеться со своими бывшими коллегами. Советские следователи, не связывая Редера никакими формальностями, дали ему возможность изложить свои соображения, как ему заблагорассудится. И он изложил.
Но истекли несколько месяцев. Из Москвы пришлось переехать в Нюрнберг и предстать перед Международным трибуналом.
У пульта советский обвинитель Ю. В. Покровский.
Покровский. У меня остается к вам последний вопрос. Не было ли сделано вами 28 августа 1945 года в Москве письменного заявления о причинах поражения Германии.
Редер. Да, это так. После поражения я очень детально занимался этим вопросом.
Обмен такими репликами вызвал большую озабоченность на лицах подсудимых. Что «тишайший Редер» написал о них, какой еще сюрприз подготовил?
Редеру передается копия его московских записок. Автор заметно бледнеет и старается не смотреть на скамью подсудимых. Его просят найти определенные выдержки, и Редер нервно листает документ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
