Рольф Байер - Царица Савская

Следовательно, как и загадка о беременности, загадка царицы Савской об одежде указывает на некогда цветущую женскую культуру, которая продолжала жить в мудрости загадок. Многие толкователи неправильно поняли характер загадок в «Midrasch Mischle». Во всяком случае некоторые посчитали, что загадки царицы можно поставить в ряд сватовских загадок. На первый взгляд, эта классификация кажется убедительной, но в ней, как всегда, делается попытка спекулировать на «сексуальной атаке» Соломона царицей.

Однако наше предположение пошло в несколько ином направлении, когда мы еще раз рассмотрели четвертую загадку в «Midrasch Mischie». Итак, Соломон должен отличить обрезанных от необрезанных. Соломон приказывает принести ковчег, ларец, где хранятся Десять Заповедей, и вдруг сияние божественного присутствия озаряет лица обрезанных.

Особенно эта последняя загадка царицы наводит на мысль, что в загадках царицы Савской речь идет о приобщении к таинствам. Первоначальное значение обрезания как знака перехода от отрочества к возмужанию просматривается, во всяком случае, уже в формулировке загадки.

В чем состояло первоначальное значение обрезания? Юноша вводился в сообщество мужчин, после того как не только выдержал «испытание на смелость», но и должен был ответить на вопросы загадок, что доказывало знание таинства пола мужчин и женщин. К таким испытательным загадкам могли когда-то принадлежать и пересказанные в «Midrasch Mischle». Вопросы и ответы «приобщают» мальчика к миру взрослых. На этом заканчивается детство.

Почему юноша при переходе в мир взрослых должен был подвергаться болезненной процедуре обрезания, до сих пор полностью не выяснено. Может быть, над подростками совершалось нечто вроде символической кастрации, которая должна была обуздать неуемное сексуальное влечение молодых людей?

Сегодня это общепринятое мнение антропологов и психологов, хотя детский психиатр Бруно Беттельгейм в своей работе «Символические раны» пришел к совсем другим выводам. Он считает, что обрезание — это выражение половой клятвы мужчины, его желание стать сопричастным женской сексуальности. Поэтому «кровавое» и болезненное обрезание имитирует менструацию женщины и позволяет мужчине по крайней мере символически приобщиться к тайне женственности. Беттельгейм подкрепил свое наблюдение изучением детской психологии и сослался на богатый этнографический материал.

Так, например, из этнографии известно странное явление «мужского послеродового периода». Когда жены были беременны, мужчины имитировали родовые схватки и, что довольно парадоксально, получали интенсивный уход от разрешившихся от бремени женщин. И если мужской послеродовый период имитировался только символически, то жестокая процедура «субинцизии» была связана с хирургическим вмешательством. У мужчин разрезался мочеиспускательный канал и на конце разреза делалось отверстие, так что при мочеиспускании образовывалась форма женского полового органа.

У австралийских аборигенов «мочевое отверстие» обозначалось, как «наружные половые органы женщины». В Индии еще сегодня существует полная кастрация, которая известна из древневосточного культа Кибелы. Жрецы Кибелы, «Великой Матери», в религиозном экстазе кастрировали сами себя, а потом принимали в подарок женскую одежду.

Безобидными способами смены пола являются все формы переодеваний, как мы уже видели это в загадке царицы Савской. И обрезание, о котором идет речь в последней загадке царицы, находится тоже во взаимосвязи с усилиями мужчин достичь того, что предназначено только женщинам. Поэтому Беттельгейм подчеркивает, что ритуал обрезания связан не столько с агрессией против «ужасного» полового влечения, сколько с глубоко укоренившимся стремлением мужчин «стать женоподобными».

Он пишет: «Я думаю, что мы в своей дискуссии о приобщении к таинствам и об обрезании сделали слишком большой упор на то, что выглядит как разрушение (повреждение гениталиев), и не учли, пожалуй, скрытого очарования, исходящего от беременности и рождения. Может быть, то, что было тесно связано с кастрацией и действительно представляет разрушение жизни, рассматривалось как происходящее из конструктивных желаний, а именно, из тех, которые были связаны с зачатием, с рождением новой жизни».

Обнаруженная Беттельгеймом взаимосвязь обрезания и женской сексуальности проявляется также и в загадках царицы Савской. Поэтому мы должны еще раз вернуться к первой загадке «Midrasch Mischle», которая, по мнению всех толкователей и самого Соломона, говорит о менструации, беременности и кормлении. «Семь дней уединения» Соломон увязал с Заветом, согласно которому менструирующие женщины должны семь дней жить вдали от мужчин. Но на самом деле правильно ли Соломон отгадал смысл «семи проходящих дней»?

Кажется, есть еще одно решение, которое, возможно, превосходит мудрость Соломона. Семь дней должны были пройти также, прежде чем младенцам делали обрезание. Поэтому мы предполагаем, что царица Савская, вероятно, с тайным умыслом подразумевала в вопросе и менструацию и обрезание. То, что эти семь дней, которые должны были истечь до обрезания, были также и днями «уединения», следует из уже упомянутых «ночных бдений», в течение которых младенец защищался от враждебного окружения амулетами, молитвами и другими средствами.

В любом случае, четвертая загадка, где речь идет об обрезании, сопоставима с загадками, которые выявляют позитивный настрой к явлениям «женской» сексуальности. Менструация, беременность, сильная сексуальность дочерей Лота и загадка с переодеванием были предложены для разгадывания прежде, чем зашла речь о таинстве обрезания. Сущность его, правда, носила религиозный характер: обрезанные не столько принимались в мир взрослых, сколько превращались в «детей» царства Божьего.

Но мы не должны упустить, что загадки загадывает царица Савская. Именно она находится в более сильной позиции, поскольку знает ответы, которые Соломон должен угадать. Показательно, что женщина своими вопросами посвящает в тайну женской сексуальности. Первоначально именно женщины производили обрезание, до того как мужчины присвоили себе эту функцию. Подавляющими являются свидетельства, где происхождение обряда обрезания приписывается женщинам.

Порой трудно решить, какой мотив был сильнее: желание мужчин стать женщинами или желание женщин «превратить в женщин мужчин». В некоторых культурах женщинам дарили крайнюю плоть обрезанного, иногда высушенную, которая использовалась как нашейное украшение, иногда она даже поедалась женщинами как культовая пища. Существовал обычай собирать кровь от обрезания в чашу и употреблять ее как целебное лекарство. Возможно, все это кажется нам сегодня отвратительным и ужасным, но в соответствующих культурах это происходило без страха и отвращения, ведь тогда верили в «плодоносное» воздействие обрезания.