Джимми Коллинз - Летчик испытатель

Когда мы приблизились к Чикаго, было уже темно. Я следовал указаниям моих спутниц. Мы летели на север. Кто-то крикнул, что нужно повернуть на восток. Я повернул на восток. Кто-то еще заорал, что мы летим неправильно, что забрали слишком далеко на восток. Я повернул на запад. Следующие четверть часа в машине творилось что-то невообразимое. — Восточнее, севернее, южнее, западнее, — кричали они наперебой. Я потерял терпение. — Знаете вы, где аэродром или нет? — вспылил я. — Вон он! — закричали они хором. У меня вырвался вздох облегчения, и я приготовился итти на посадку. Но это не был аэродром. Я проверил, сколько у меня бензина, бензина оставалось очень мало. Я взял инициативу в свои руки, вернулся в городской аэропорт и пополнил запас горючего. Мы опять взлетели. Теперь, когда баки были полны, я воспринимал всю ситуацию юмористически. Я дал моим спутницам пошуметь в свое удовольствие, и в конце концов они нашли-таки аэродром. Я окликнул девушку, которая там обучалась, и спросил ее, нет ли вблизи аэродрома каких-нибудь препятствий. — Никаких! — заверила она меня. Я, насколько мог, осмотрел все поле. Прожекторов не было (а они утверждали, что аэродром прекрасно освещается!). Я выключил мотор и начал планирующий спуск. У моего левого уха прожужжала мачта линии высокого напряжения. Мы пролетели в двух дюймах от проводов. И это называлось — «вблизи аэродрома нет никаких препятствий!»

Скрытые пороки

Почти всякий раз перед воздушными гонками на призы на сцене появляется уйма новых моделей самолетов. Часть их не проходит всех нужных испытаний (для гонок можно получить специальное разрешение), и ни один из них не соответствует идеалу самолета, на котором вам хотелось бы покатать вашу бабушку. Но все это высокоскоростные машины, а в гонках на приз важна скорость, и возможно большая скорость.

Как-то летним вечером я подрулил к ангару и увидел на линии с иголочки новый, скоростной, свободнонесущий моноплан. Крылья его имели большие прорезы в форме буквы L. Моноплан принадлежал Рэду Деверо, который собирался лететь на нем в Национальном воздушном дерби. Пока я сидел и глядел на самолет, появился и Рэд. Он рассказал мне, что на пути из Уичиты, где самолет строился, крылья его при каждом порыве ветра отчаянно вибрировали. Колебания были такие сильные, что Рэд едва мог удержать ручку. Он попросил меня испробовать самолет и сказать ему, возможно ли лететь на нем в предстоящих гонках.

Я надел парашют и влез в кабину. Уже разогревая мотор, я решил распорядиться, чтобы с самолета сняли дверцу. В случае чего так легче будет вылезти. Я некруто повел самолет вверх, дошел до шести тысяч футов. Чтобы прощупать его, я пикировал, сделал несколько виражей, бочек, мертвых петель и штопоров. Все, казалось, шло прекрасно. Я снизился и сказал Рэду, что машина в полном порядке.

На следующий день, когда этот самолет первым пикировал над Бостонским аэродромом, у него отломилось крыло, и он врезался в болото. В катастрофе погибли Рэд и женщина, на которой он женился всего несколько месяцев назад.

Смерть отдыхает от трудов

Один мой приятель был знаком с доктором, у которого хранился старый скелет. Скелет был не нужен доктору, он почти год провисел у него в шкафу без всякого употребления. Я решил пустить его в дело. Я скрепил череп и челюсти тонкой проволокой. За проволоку я продел две веревочки. Если потянуть за одну, скелет поворачивал голову вправо и влево, если дернуть другую — он стучал зубами. Я привязал скелет на одно из сидений самолета «Тревелэр» с двойным управлением. Сам я уселся на другое сиденье и взлетел. Стоило мне пригнуться пониже, и снаружи меня не было видно. Казалось, что самолетом управляет скелет. Джим Драммонд, мой бортмеханик, лежал на полу машины и следил за тем, чтобы скелет вел себя надлежащим образом.

Я знал, что в этот день Эрик Вуд и Пит Брукс летают в строю над аэродромом Флойд Беннет. Они только что вступили в запасный корпус армии и из кожи вон лезли, чтобы добиться успехов на новом поприще. Я наметил их своими первыми жертвами. Мы без труда нашли их звено. Пит летел непосредственно за вожаком, и по физиономии его было видно, что он очень старается и чрезвычайно доволен собой. Он проделывал все маневры очень чистенько и точно. Я подтянулся к его самолету. В первую секунду он не заметил меня. Когда он обернулся, я подал знак Джиму. Скелет глянул Питу прямо в лицо и защелкал зубами. Лицо Пита превратилось в маску изумления и ужаса. Он повернулся к своему звену — пришлось, иначе он рисковал столкнуться с другими самолетами. Но долго он выдержать не мог и опять повернул голову в нашу сторону. Щелк-щелк — застучали зубы скелета. Это повторилось и в третий, и в четвертый раз, пока я, наконец, не сжалился над Питом. У него уже глаза на лоб лезли, — одним глазом он следил за звеном, другим смотрел на скелет. Я угостил его напоследок шикарным стаккато на скелетовых зубах, качнул крыльями и полетел на поиски новой добычи.

Сознался

Джимми Дулитл демонстрировал американские самолеты по всему свету. Во время одного из своих турнэ он сделал посадку на Яве, в Бандонге, где находился штаб Голландского вест-индского воздушного корпуса. У них там было несколько самолетов «Кэртис Хок» с моторами «Конкверор». Джимми попросили подняться на одном из них и продемонстрировать его в полете.

Джимми больше получаса проделывал в воздухе всевозможные выкрутасы и вошел во вкус. Он решил еще спикировать с высоты около шести тысяч футов и в заключение показать им, как близко от земли можно выйти из такого пике.

Он сделал горку и пошел вниз, прямо вниз. Ближе и ближе к земле ревел самолет. Джимми дернул ручку на себя с тем расчетам, чтобы только-только не задеть за землю, и тут обнаружил, что упустил из виду кой-какие мелочи. Во-первых, он только что летел на Хоке с мотором «Циклон», куда более легком, чем тот, на котором он в эту минуту отчаянно старался не вскопать аэродром. Во-вторых, он привык садиться на более легком самолете примерно на уровне моря, где воздух много плотнее, чем над расположенным на высоте двух с половиной тысяч футов Бандонгским аэродромом, столкновения с которым он теперь старался избежать. Непривычно тяжелый корабль камнем прорезал непривычно разреженный воздух и при выходе из пике легонько стукнулся о землю. Он только «поцеловал» ее и опять взмыл в воздух.

Джимми летел и гадал, снесло у него шасси или нет; он сделал круг, сел и убедился, что нет, не снесло.

Когда он стал вылезать из кабины, его окружили голландские офицеры. — Ай да Джимми! — заговорили они все разом, похлопывая его по спине. — Такого искусного полета мы еще никогда не видели.