Елена Морозова - Шарлотта Корде

Несколько дней письмо лежало без движения, ибо все ожидали событий, и я вместе со всеми, чтобы потом рассказать Вам о них; но ничего не произошло, несмотря на карнавал, которого, впрочем, совершенно незаметно, ибо ношение масок запрещено; полагаю, Вы найдете это справедливым. Передайте мои изъявления признательности мадам Луайе. Прощайте, душа моя».

Карнавал в городе, действительно, происходил без масок. Помимо красных колпаков, которыми давно уже щеголяли санкюлоты и те, кто старались им подражать, в моду входили трехцветные кокарды, после 5 июля 1792 года ставшие обязательными для мужчин, а после 3 апреля 1793-го — и для женщин тоже. Под триколором, сменившим в сентябре 1790 года белое королевское знамя, по улицам Кана маршировали отряды, объединившие бывших членов местной Национальной гвардии, которых аристократы пренебрежительно называли «каработами»[42] (carabot по-французски означает грабитель, злоумышленник). Девизом отрядов каработов стал прозрачный ребус — «Законы или», а далее, вместо слов, мертвая голова. Они носили черные повязки на рукавах, где серебром поблескивал пиратский череп со скрещенными костями.

Происходили столкновения революционных фанатиков с неприсягнувшими священниками. В апреле 1792 года в маленькую деревню Версон неподалеку от Кана, где проживала родственница и подруга Шарлотты мадам Готье де Вилье, явился отряд из шестисот национальных гвардейцев под командованием Габриэля де Кюсси, аристократа, исповедовавшего передовые взгляды. Гвардейцам предписали арестовать тамошнего кюре Луазо, отказавшегося принести присягу конституции, о чем донес властям кто-то из местных жителей. Вовремя предупрежденный, кюре бежал, а разозленные солдаты набросились на племянницу священника и женщин, находившихся в доме. Избитых, раненых и ограбленных крестьян, изнасилованных женщин и кучку подгоняемых штыками пленных доставили в городскую тюрьму. Защитники порядка вели себя, как настоящие бандиты, а их начальник де Кюсси попустительствовал им. В мае 1792 года Шарлотта рассказала об этом случае в письме к Арманде Луайе: «Дорогая подруга, я всегда рада Вашим милым письмам, однако меня ужасно огорчает Ваше нездоровье. Скорее всего, это последствия перенесенной Вами болезни. Вам нужно хорошенько следить за своим здоровьем. Вы спрашиваете, душа моя, что случилось в Версоне. Отвечаю — возмутительное насилие: пятьдесят человек унижены, избиты, женщины подверглись оскорблениям; похоже, побоище произошло именно из-за женщин. Трое раненых через несколько дней скончались, а большинство несчастных еще долго оправлялись от нанесенных побоев. В пасхальный день жители Версона оскорбили национального гвардейца, поглумились над его кокардой: все равно что оскорбили осла в упряжке. По этому поводу начались шумные обсуждения: чиновников буквально силой заставили отправить отряд из Кана; в поход собирались почти два с половиной часа. Предупрежденные еще с утра жители Версона решили, что над ними посмеялись. В конец концов кюре успел спастись, бросив по дороге покойника, которого везли хоронить. Вы знаете, что тех, кто там присутствовал, арестовали, и в их числе аббата Адана и каноника церкви Гроба Господня де Лапалю, одного иностранного священника и молодого аббата из местного прихода; среди задержанных женщин племянница аббата Адана и сестра кюре, а также мэр. Они пробыли в тюрьме четыре дня. Один из крестьян, когда его спросили: "Вы патриот?", ответил: "Увы, да, господа! Все знают, я первым пришел, когда с аукциона распродавали имущество духовенства, и знают, что честные люди не дали мне приобрести его". Не знаю, какой философ смог бы ответить лучше, и даже судьи, обычно излишне суровые, не могли удержаться от улыбки. Что еще сказать Вам в завершение сей печальной главы? Приход тотчас преобразился в клуб; устроили праздник в честь новообращенных, которые выдадут своего кюре, если он к ним вернется.

Вы знаете народ — непостоянен он,То ненавидит вас он, то в вас влюблен.

Но хватит о них; те, о ком Вы мне сообщаете, находятся в Париже. Сегодня честные люди, которые еще остались в городе, уезжают в Руан, и, в сущности, мы остаемся одни. Но что поделаешь, так уж получается. Я была бы рада, если бы мы поселились неподалеку от Вас, тем более что нам грозят скорым восстанием. Мы умираем только раз, к тому же в нашем ужасном положении меня успокаивает мысль, что, если меня не станет, никто ничего не потеряет, разумеется, кроме Вас, если Вы по-прежнему питаете ко мне дружбу. Возможно, душа моя, Вы удивитесь, узнав о моих страхах: но если бы Вы были здесь, Вы бы, без сомнения, разделяли их. Можно было бы рассказать Вам, в каком состоянии находится наш город и каково здешнее брожение умов. Прощайте, дорогая, я заканчиваю, ибо перо мое отказывается более писать. К тому же я и так запоздала с этим письмом: торговцы намерены выехать сегодня. Прошу Вас, передайте мадам Луайе мои самые почтительные и искренние уверения. Тетушка просит меня передать Вам и Вашей матушке, что воспоминания о Вас ей по-прежнему дороги. Не стану повторять, что и я по-прежнему нежно люблю Вас».

«Мы умираем только раз, к тому же в нашем ужасном положении меня успокаивает мысль, что, если меня не станет, никто ничего не потеряет». Арманда Луайе уверяла, что этими словами ее подруга выразила мысль об иллюзорности собственного существования. Вокруг шла борьба сил анархии и порядка, и Шарлотта видела, что гнев и ярость, охватившая народ, свергнувший власть короля, теперь порождают хаос и насилие. Восхищаясь героями древности, совершавшими подвиги во имя восстановления свободы и законов, попранных тиранами, Шарлотта не могла не видеть, что окружавшие ее «герои» предпочитали сбиваться в толпы и, возмущаемые подстрекателями, безнаказанно убивать и учинять погромы. Подобно персонажам Корнеля, она хотела жить высокими интересами государства, но где это государство?

Любовь к отечеству всегда была важна,Но благу общему должна служить она[43].

В июле 1792 года в Париже, а потом и во всей Франции стал известен манифест герцога Брауншвейгского, в котором австрийский и прусский монархи выражали намерение положить конец «анархии во Франции» и восстановить власть короля. В ответ парижане потребовали низложения монарха. В начале июля Законодательное собрание приняло декрет «Отечество в опасности!», предложенный жирондистом Верньо, и объявило всеобщую мобилизацию. Отменили празднование очередной годовщины взятия Бастилии. Полки федератов, представителей провинций, прибывшие в Париж со всех концов страны на торжества, отправлялись на фронт, провожаемые братскими напутствиями парижан. Полк марсельцев принес с собой гениальную «Песню Рейнской армии», сочиненную Руже де Лилем и вошедшую в историю под названием «Марсельеза». Федераты, задержавшиеся в столице, вместе с парижанами приняли участие в восстании 10 августа, в результате которого ненавистный монарх был свергнут и вместе со всей семьей препровожден в превращенный в тюрьму замок Тампль. Назначили выборы в Национальный конвент.