Станислав Ваупшасов - На тревожных перекрестках - Записки чекиста

- Он? - спрашиваю у кузнеца для верности.

- Он,- говорит кузнец и сует мне гранаты.

- Мы с Ионасом мигом выскочили из кузни и, пригнувшись, шмыгнули в придорожные кусты. На ходу договорились: я кидаю гранаты, а он добивает палача из пистолета.

Залегли, отдышались. День ясный, видно далеко вокруг. На шоссе ни подвод, ни людей, если не считать празднично одетой женщины, идущей навстречу Плехавичусу, который с берега уже вышел на дорогу. А мы как раз посередине между ними двумя. Эта случайная прохожая женщина сразу вызвала у меня нехорошее чувство. Я не суеверен, не верю ни в тринадцатое число, ни в черную кошку, ни в бога, ни в черта... Но она, эта молодая нарядная женщина, оказалась тут совсем некстати... Пуля и осколок, они ведь слепые, им наплевать, кто ты. Вот дура, вот дура, шепчу еле слышно, а они идут навстречу с равной скоростью, и с каждым их шагом мы теряем все наши преимущества внезапного нападения с наиболее выгодной дистанции. До полковника остается двадцать метров. Эх, была не была! Кидаю одну за другой обе гранаты и ложусь на дно кювета, жду взрыва. Нет взрыва! Выглядываю из кювета - гранаты крутятся на шоссе, словно деревянные чушки, полковник залег по другую сторону шоссе и открыл по нас огонь. Женщина на шоссе от страха подняла жуткий крик. Все ясно. Ионас от волнения промахнулся, гранаты не взорвались, а Плехавичус и прохожая подняли тарарам на всю округу - покушение провалилось.

Ионас понял это раньше меня и бросился в молодой заболоченный лес. Я, пригибаясь, рванул за ним. К счастью, посланные Плехавичусом пули нас не задели. Ионас бежал резвей, а у меня ко всем неудачам вдруг возобновились резкие боли в коленных суставах. Я потерял друга и в полутора километрах от шоссе сел на опушке леса, чтобы дождаться вечера и тогда идти дальше.

Однако отдохнуть как следует не пришлось. Неподалеку раздались голоса, выстрелы, и я понял, что это погоня. Что тут будешь делать? Бежать не могу, оружия нет - не сдаваться же молодчикам кровавого полковника! Они из меня такую отбивную приготовят... Смертельная опасность подсказала мне спасительный прием. Рядом с лесом чернело вспаханное поле, сгущались вечерние сумерки, и я решил залечь в борозде и накрыться своим черным плащом.

Лежу, вслушиваюсь в звуки приближающейся погони и думаю, есть у них собаки или нет. Если есть - моя маскировка ни черта не стоит, если нет - не заметят. Лежу на сырой земле, страх одолевает, горькие мысли о неудачном покушении, тревога за Ионаса, который, конечно, бегает быстро, да жандармские кони быстрей его... А главная злость у меня на гранаты. И на себя. Не первый год воюю, мог бы заранее догадаться, что гранаты старые, с мировой войны оставшиеся, надо было их сначала опробовать, но, с другой стороны, где ты ее взорвешь так, чтоб не привлечь внимания... И женщина еще эта... Все карты нам спутала. Люди Плехавичуса в такой ситуации не пожалели бы и прохожую, им что, а революции лишних жертв не надо. Не имеем мы права рисковать чужой жизнью, мы же дьявольские тяготы выносим, кровь проливаем за таких вот женщин, детей, стариков, всем им счастья добываем в страшной борьбе... Святое дело чистыми руками делается.

А погоня уже рядом. Гомонят, пуляют в каждый куст, но собак с ними нет. В этом было мое спасение. Прошли мимо, а скоро и голоса их пропали. Полежал я еще немного, встал со стоном, огляделся. Местность незнакомая, темнеет, на небе зажглись первые звезды. Никаких ориентиров. Куда идти? Так всегда бывает: одна неудача тянет за собой другую, третью... Тут спасение одно: взять себя в руки и пойти наперекор беде, иначе конец. Преодолел я боль в коленях, горечь неуспеха, трезво задумался, восстановил в памяти путь, которым попал сюда. Сообразил, что надо вернуться на шоссе - уж оно-то самый верный ориентир. Идти, разумеется, не по середине дороги, а по обочине, чтоб в случае опасности юркнуть в придорожные кусты.

Разыскал шоссе и пошел по направлению к кузнице, помня, что она стоит у крутого поворота. Ночь опустилась тихая, беззвучная. Тревоги дня улетучивались, боль в ногах прошла, и я незаметно оказался вдруг у дома кузнеца. Зашел во двор, и тут меня словно толкнули в грудь. Я остановился, еще не понимая, в чем дело. Во дворе храпели оседланные лошади. Жандармы! Я бросился вон. В кусты, в лес! За плечами чудилась погоня. Остановился, прислушался. Тишина.

К тревоге за Ионаса прибавилась тревога за кузнеца. Я дотошно проанализировал все наши действия за несколько дней пребывания у него. Нет, работали мы чисто, никто посторонний нас на кузне не видел. О нашем предприятии мог знать один лишь друг кузнеца с соседнего хутора. К нему я и решил направиться.

Хозяин был дома, жандармами поблизости и не пахло.

- Как поживает наш полковник? - сразу же спросил он.

- Гранаты подвели,- коротко ответил я.- Где кузнец, что с ним?

- Как только вы ушли на операцию, он сел на велосипед и уехал в имение на вечеринку, чтоб отвести от себя подозрения...

Я облегченно вздохнул, но сказал, что на кузне жандармы.

- Надо ему сообщить,- сказал он.- Я позабочусь. А вам здесь оставаться нельзя, сестра проводит вас куда нужно. Да... Жаль, что этот ирод ушел от суда народа. Но, я думаю, это его чему-нибудь научит. Пусть знает, что подполье не дремлет и что ему несдобровать, если не угомонится.

Хозяин позвал сестру Броню. Она отвела меня в хату, накормила хлебом и молоком, а затем повела на хутор, который я ей назвал. Четыре часа мы добирались ночью до места назначения. О многом переговорили в пути, и я понял, что, несмотря на отмену восстания, жестокую реакцию и преследования революционеров, литовский народ в глубоких недрах своих хранит надежду на коренные перемены в жизни, на то, что рано или поздно в республике будет восстановлена Советская власть.

Из-за деревьев показались постройки. Девушка негромко постучала в окно, нам открыли, и вскоре я спал мертвецким сном на свежей, чистой постели. Утром, когда я встал, Брони уже не было. Меня накормили и проводили за пятнадцать километров на хутор, где у нас загодя была назначена встреча с Ионасом. К моей великой радости, он остался жив и невредим после нашей неудачной акции.

По пути в Каунас на одном из хуторов у надежных людей я повстречался со своим помощником по Тельшайскому уезду Петраускасом. Наша встреча была радостной и печальной, мы поведали друг другу о своих злоключениях и договорились дальше идти вместе.

Сложная и противоречивая обстановка тех дней изобиловала многими неожиданностями. По рекомендации товарищей мы с другом остановились в довольно необычной семье. Хозяйка хутора, энергичная моложавая женщина по имени Бируте, состояла членом подпольной коммунистической организации. А муж ее был самый настоящий сектант, весь погрузился в религиозную мистику и в дела своей жены не вмешивался. Как они сосуществовали, один бог ведает. Бесспорно одно коммунистке надо было конспирироваться вдвойне: изображать из себя на людях прижимистую, жадную до денег владелицу хутора и одновременно скрывать свою связь с подпольем от собственного мужа. Ведь сектант мог запросто выдать жену.