Вячеслав Лопатин - Суворов

Пригодился опыт борьбы с польскими конфедератами. Суворов внедрял в армии тактику активной обороны. При нехватке войск он так поставил дело, что ему удалось высвободить значительное количество солдат для проведения фортификационных работ. В короткое время были сформированы две «работные армии» по 700 человек и опасный разрыв между Моздокской линией и укреплениями на Кубани прикрыт системой полевых крепостей и шанцев. Не хватало инженеров. Еще в юности проштудировавший сочинения великого Вобана Суворов лично выбирал места для новых укреплений, сам чертил планы, обучая на практике подчиненных основам инженерного дела. Сочетая систему опорных пунктов с подвижными резервами, он сделал линию укреплений непреодолимой для кочевников и горцев.

К пребыванию Суворова на Кубани относится небольшая, но весьма характерная история (в те времена подобные истории называли анекдотами), попавшая на страницы самых ранних книг о полководце:

«Некогда Суворов, находясь на Кубанской линии, предприял объехать оную. Слух о сем разнесся по линии, и каждый начальник в своем месте ожидал его прибытия. Но Суворов не любил, чтоб его ожидали: всегда приезжал, когда его не чаяли, и так, что его не узнавали.

В сей раз выехал он в простых пошевнях и ночью приехал на почтовую станцию, где стоял со своею командою капитан N, старый служивый и весельчак. Он никогда Суворова не видывал. Услышав почтовый колокольчик, он вышел и никак не мог подумать, чтоб был то корпусной начальник, и счел его за простого офицера.

"Э! брат, служивый, — сказал он ему, — ты иззяб, войдем в избу; выпей чарку водки, да поужинаем, чем Бог послал".

Суворов, благодаря его, вошел с ним. Стол был готов, то есть на оном поставлена была кашица и штоф с водкою. Сели за стол. Суворов с отличною охотою ел горячую кашицу. Капитан спрашивал у него, кто он, куда едет? Суворов на первое отвечал ему, что в мысль попало, а на последнее, будто бы послан от Суворова заготовлять для него лошадей по линии.

"Странно! Не нашли тебя моложе. Да сколько надобно лошадей?"

"Ведь Генерал, — отвечал Суворов, — хоть будет налегке, но все восемнадцать".

"Вот тебе раз! А здесь только восемь. Ну, да станица казачья близка, за лошадьми не станет. Изволит подождать. Да скажи мне, камрат[4], каков этот Суворов? Говорят, строг? Полно, я не боюсь, хоть в полночь приезжай, все у меня исправно. Я люблю служить у строгова командира".

"Неужли ты не слыхал об нем? Все говорят, об нем, что он пьяница и чудак".

"Э, э! ты, брат, шутишь! Видна птица и по полету. Он так загонял поляков и турков, что пред ним другие Генералы дрянь".

После сего много наговорил он в похвалу Суворова, на что Суворов отчасти говорил опровержения, частью же соглашался. Суворов с капитаном подружились, выпили еще по рюмке водки, переценили всех знакомых генералов, обнялись, пожали друг у друга руку, и Суворов поскакал далее. С следующей станции Суворов написал к сему Капитану записочку: "Суворов проехал, благодарит капитана N за ужин и просит о продолжении дружбы"».

Приведенный анекдот свидетельствует об известности и популярности в войсках боевого и победоносного генерала, чуждого показной важности и роскоши.

Усилиями Суворова и его подчиненных Кубань и Тамань были защищены от турецких десантов и их местных союзников. В Крыму обстановка оставалась тревожной. Хотя мятеж был подавлен и власть Шагин-Гирея восстановлена, Румянцев и сама императрица были недовольны тем, как Прозоровский распоряжался имевшимися у него значительными силами.

Было решено сменить его на деятельного и удачливого Суворова. 23 марта 1778 года последовал ордер фельдмаршала о назначении Александра Васильевича командующим Крымским корпусом, при этом Кубанский корпус также остался за ним.

Двадцать восьмого апреля 1778 года генерал-поручик прибыл в Крым. Покидая Кубань, он счел необходимым подвести некоторые итоги и сделать приобретенный опыт достоянием каждого офицера и солдата. В приказе по Кубанскому корпусу от 16 мая подробно разбираются меры по организации службы, обучению войск, сбережению здоровья воинских чинов. Ничто не забыто: как строить батальонные каре (подвижные крепости, удобные и при обороне, и при наступлении), как учить войска стрельбе и штыковому удару, конницу — атаке на саблях, казаков — на пиках. «Пехотные огни открывают победу, — наставляет подчиненных Суворов, — штык скалывает буйно пролезших в карей (каре. — В. Л.), сабля и дротик (пика. — В.Л.) победу и погоню до конца совершают». В несколько тяжеловесных, перегруженных подробностями строках приказа уже проступают идеи «Науки побеждать». Красной нитью проходит наставление о дружбе с мирным населением и гуманном отношении к плененному врагу. «С пленными поступать человеколюбиво, стыдиться варварства», — приказывает Суворов.

Война всегда была кровавым делом. Ее суть не изменилась и сегодня, когда сказки о гуманном отношении к гражданскому населению зачастую прикрывают преступления политиков, а средства истребления достигли мировых масштабов. Что же говорить о XVIII веке? Вспомним приказ командующего Египетской армией Наполеона Бонапарта о расстреле четырех тысяч пленных, сдавшихся под честное слово его подчиненных в Палестине. Призыв русского полководца к человеколюбивому обращению с пленными резко контрастирует с тогдашней военной практикой. Суворов был христианин не на словах, а на деле, придавал огромное значение развитию в подчиненных чувства нравственного долга и патриотизма, видя в этом залог моральной стойкости своих войск. Этот приказ был дословно повторен для Крымского корпуса.

Новый командующий быстро установил доверительные отношения с крымским правительством и лично с Шахин-Гиреем. Хан слыл человеком просвещенным. В юности он учился в Венеции, знал итальянский, арабский, греческий и русский языки, писал стихи. Но его деспотизм и торопливость в проведении реформ, в перестройке крымских войск на европейский лад вызвали ропот среди подданных. Распускались слухи о том, что хан изменил вере предков и тайно принял христианство. Шагин-Гирей знал о том, как его ненавидят в Турции, чувствовал себя очень неуверенно и просил Суворова об охране. Тот выделил ему батальон.

Без единого выстрела Суворову удалось выпроводить отряд турецких кораблей, с декабря 1777 года застрявших в Ахтиарской бухте. На кораблях имелось много больных, и под предлогом карантина туркам было запрещено сходить на берег. Начался голод. Экипажи требовали от начальства либо начинать боевые действия, либо уходить. После вероломного убийства одного казака турками, самовольно высадившимися на берег, Суворов выразил резкий протест начальнику турецкой эскадры. По его приказу 15 июня по обеим сторонам гавани расположились три батальона с «приличною артиллерию и конницею и при резервах вступили в работу набережных ее укреплениев» (так было положено начало строительству главной базы Черноморского флота — славного Севастополя). Турецкий адмирал Хаджи Мегмет поспешил уверить Суворова в дружбе, обещал строго наказать виновных и запросил о причинах постройки укреплений. В ответ он получил заверения в желании сохранить мир. Касательно заявления турка о праве пребывания его кораблей в крымских водах Суворов напомнил, что ханство является землей независимой, и возложил ответственность за обострение отношений персонально на Хаджи Мегмета. Тот поспешил покинуть гавань и пошел со своими судами к Очакову.