Федор Орлов - Месть «Голубой двойки»

Бывает же так: одновременно за одно и то же мы получили взыскание и поощрение. Замечание — от заместителя командира эскадрильи, и благодарность — от партизан. Они прислали подтверждение, что получили боеприпасы от одного самолета и горячо благодарили экипаж.

…Снова ночь. Черное беззвездное небо. Внизу — леса, болота, озера, реки. В ушах постоянный гул моторов. Снова летим в глубокий тыл, на временно оккупированную территорию: распространять листовки. Маршрут проходил через сильно укрепленные районы, где нас часто встречали огнем зенитной артиллерии и пулеметов. Но задание выполнили успешно. Мы выбросили три с половиной тонны листовок, пробыв в воздухе более восьми часов. В эту же ночь доставили в партизанский край боеприпасы и медикаменты, а летчики транспортной авиации, летающие на ЛИ-2, произвели там посадку и вывезли оттуда раненых партизан и «языков» — немецких офицеров.

Наш Николай Сушин тоже неоднократно обращался к командующему с просьбой разрешить ему посадку к партизанам. Но генерал не соглашался, ссылаясь на темную ночь и необорудованность самолетов посадочными фарами. Он решил наши тяжелые корабли использовать без посадки. Немного обидно, конечно, было, зато порой за ночь мы успевали совершить в партизанский край по два рейса.

Хозяева аэродрома — молодые чубатые парни, только недавно окончившие школу летчики-истребители, несколько свысока относились к нам, ночным бомбардировщикам. Ну и гонору напускали они на себя среди батальонских девчат! С их легкой руки даже мотористы-механики, обслуживающие самолеты-истребители, задирали нос, считали себя на ранг выше «ломовиков», как они окрестили нас. Но командование, наоборот, к ночникам относилось с особым уважением и берегло их. За каждым полетом тяжелых самолетов следил сам генерал Куцевалов. Интересовался каждой мелочью, присутствовал при получении заданий, указывал цели, встречал на старте, проверял маскировку в лесу. После успешного выполнения нами нескольких боевых заданий он ходатайствовал перед генерал-полковником Жигаревым, чтобы наши экипажи полностью перешли в его распоряжение.

Когда однажды днем немецкий разведчик пролетел над нами на высоте 600 метров, а молодые летчики-истребители безнаказанно упустили фрица, Куцевалов приказал нам, тяжелым кораблям, немедленно перелететь на другую площадку. Экипажи Родионова, Сушина, Локтионова улетели в Кесову Гору, а я, по разрешению командующего, — в Кувшиновку, чтобы забрать оттуда наземный технический состав наших четырех экипажей.

Когда я прилетел в Кувшиновку, на свой старый, знакомый до каждого кустика аэродром, чуть ли не все высыпали меня встречать. Пришел на стоянку и командир эскадрильи Борис Федорович Чирсков. После дружеского обмена рукопожатиями он спросил об остальных экипажах. Я ответил, что они улетели в Кесову Гору, что наши экипажи переведены в распоряжение командующего ВВС Северо-Западного фронта, а меня, мол, специально послали сюда за тем-то и тем-то, вручил ему соответствующие документы. Майор Чирсков внимательно перечитал их, покрутил редкие рыжие усы и решительно сказал:

— Никуда вы не поедете, останетесь здесь и будете работать в составе своей эскадрильи, как и до сих пор.

Мне оставалось сказать только «слушаюсь!» Майор Чирсков уехал на КП полка, оставив меня в окружении летчиков-однополчан. Конечно, взахлеб расспрашиваем друг друга о новостях, о работе. Мда-а, фрицы, оказывается, активизировались, частенько теперь навещают наш аэродром. Еще рассказали мне ребята о том, как по-глупому поломал самолет летчик Саша Макагонов. Недавно немцы бомбили соседний город Юхнов, кругом, конечно, огни пожарищ, дым. Макагонов то ли струсил, то ли слишком поспешил, но в конце пробега на стартовой дорожке положил самолет на левое крыло, ну и, конечно, поломал. И это в самое горячее время! До чего ж было обидно всем на аэродроме. Особенно проклинал Махагонова борттехник Швидченко. Правда, машина теперь исправлена, но сколько времени экипаж потерял впустую. В тот злополучный вечер немцы подвергли бомбардировке не только Юхнов, но и аэродром, где базировались эскадрильи майора Зумбулидзе и капитана Шамраева. Причем так получилось, что на аэродроме остался один технический и наземный состав, а экипажи вылетели по тревоге на другую точку. Зумбулидзе был оставлен за старшего. Рано утром немцы выбросили автоматчиков и мотоциклистов, пытались захватить аэродром. Кое-кто из наших вначале растерялся, смалодушничал, бросился бежать. Но майор Зумбулидзе сумел восстановить порядок, организовать оборону аэродрома. Десантники с колясками еще в воздухе были уничтожены ураганным огнем из пулеметов, а уцелевших фрицев всех до единого взяли в плен. Мне приятно было узнать, что за находчивость и мужество, героизм командующий представил майора Зумбулидзе к званию Героя Советского Союза.

Вынужденное новоселье

Опять я в своем полку, летаю на своей «Голубой двойке». Правда, состав экипажа у нас временно обновился. Как-то поздно вечером, когда мы из деревни Кувшиновки направлялись на КП и, торопясь поскорей добраться, пошли напрямую через лес, Бухтияров случайно оступился и упал в яму. Он вскрикнул от резкой боли в ноге на месте старых ранений. Ребята повели его в санчасть. А рядом уж крутился Василий Быков. Давно он обхаживал меня, просил взять его в экипаж стрелком. Быков или, как все его звали, Вася Рыжий — моторист нашей эскадрильи. Он был маленького роста и действительно огненно-рыжим и рябым вдобавок. Когда уж очень донимали его этим, он отшучивался: «Почему я рябой и рыжий? Я в поле родился. Мать с отцом рожь убирали, и сами не заметили, как на меня сноп поставили…» Вообще же Вася был хороший малый: веселый, подвижный, никогда не унывал и за словом в карман не лез. Без него не обходился ни одни концерт художественной самодеятельности, особенно здорово отбивал он чечетку под вальс: всегда на «бис» вызывали. Чем-то он очень напоминал мне Василия Теркина. Вася Быков хорошо знал свое дело, считался одним из лучших мотористов, но мечтал летать стрелком: сам освоил пулемет, научился исправлять задержки, которые бывают в практике стрельбы в полете. Когда Бухтияров подвернул ногу, я велел Васе на всякий случай готовиться, а сам пошел к командиру эскадрильи Чирскову за заданием на сегодня. Предстояло бомбить вражеские войска в городе Ярцево. И тут только я вспомнил, что Быков как раз оттуда родом, там живут его родители. На всякий случай я спросил у Васи:

— Может, не полетишь сегодня, останешься?

Он даже обиделся на меня за эти слова и, крепко выругавшись, сказал: