Борис Вадимович Соколов - Буденный: Красный Мюрат

Конечно, каждый из мемуаристов, описывающий одно и то же сражение с позиций противоборствующих сторон, обычно старается подкорректировать события в свою пользу. Однако в целом мемуары Буденного выглядят более фантастичными, чем мемуары Шкуро, хотя Андрей Григорьевич, работая в эмиграции, почти не имел с собой документов. Поэтому, в частности, не соответствуют действительности многие номера советских дивизий и даже армий, с которыми он сражался в районе Воронежа. Семен Михайлович совершенно напрасно сомневался, что Шкуро действительно вынужден был перебросить значительную часть своих сил под Мариуполь для борьбы с рейдом Махно, угрожавшем деникинской ставке в Таганроге, и с красно-зелеными повстанцами на Северном Кавказе. Об этом свидетельствует не только сам Шкуро, но и сохранившаяся переписка деникинской Ставки с командованием Донской армии, а также с командирами конных корпусов. Во-вторых, Шкуро признает, что его корпус, состоящий из кубанских и терских казаков, и особенно донской казачий корпус Мамонтова к моменту занятия ими Воронежа, уже подверглись серьезному разложению. Казаки старались побыстрее попасть с награбленным в родные станицы, фактически дезертировали из частей под предлогом «отпусков». Вследствие этого Буденный получил почти трехкратное численное превосходство над белыми и взял сильно укрепленный Воронеж. Кроме того, буденновский корпус был свежим, отдохнувшим, перекованным на зимние подковы, тогда как мамонтовцы и шкуровцы были утомлены длительными походами и перековать коней не успели. Также и эпизод с будто бы переданным Шкуро дерзким письмом не находит никакого подтверждения в мемуарах последнего. Поэтому вопрос о том, было ли действительно передано письмо Буденного Шкуро, остался открытым – Дундич-то погиб. Хотя, замечу, эпизод с Дундичем присутствует уже в третьей книге трилогии Алексея Толстого «Хождение по мукам», завершенной в 1941 году. Так что если история с визитом храброго хорвата в Воронеж и является легендой, то возникла она не позднее 30-х годов.

Но в любом случае, куда большего доверия заслуживает рассказ Шкуро о том, что он, имея явно недостаточные силы, первым нападать на Буденного не собирался и пошел в наступление только по приказу командования Донской армии, стремясь разбить красную конницу по частям. Шкуро отмечает, что в начале сражения Буденный действовал не слишком умело, бил не кулаком, а растопыренными пальцами. Впрочем, эта тактика могла иметь и свой глубокий смысл, будучи своеобразной разведкой боем, заставлявшей Шкуро использовать свои резервы. А вот насчет того, что буденновцы будто бы не выдерживали столкновения с белоказаками в открытом бою, Андрей Григорьевич явно лукавил. Как ни крути, красные кавалеристы, и в первую очередь буденновцы, разгромили кавалерию деникинских Вооруженных сил Юга России, причем не только в боях под Воронежем, но и позднейших сражениях на Северном Кавказе, в том числе в крупнейшем встречном кавалерийском бою Гражданской войны у станицы Егорлыкской. Почему же тогда буденновская кавалерия «боялась и избегала принятия конных атак», как писал Шкуро?

Не только Шкуро, но и другие белые авторы подтверждают, что под Воронежем у Буденного было значительное численное превосходство. По оценке Деникина, конная группа Буденного, усиленная пехотной дивизией 8-й армии, насчитывала 12–15 тысяч. В свою очередь, 4-й Донской корпус генерала Мамонтова насчитывал к 5 октября три с половиной тысячи сабель, но и эти силы были ослаблены отвлечением части их на поддержку Лискинской, так что в группе генерала Шкуро под Касторной оставалось одно время только 1800 сабель 4-го Донского корпуса. 1-я Кавказская казачья дивизия насчитывала 600–700 шашек, не считая полковых пулеметных и других команд, а 1-я Терская казачья – около 1800 шашек (по телеграмме Шкуро). Замечу, что малочисленность белой кавалерии была связана прежде всего с начавшимся процессом разложения кавказских частей и ухода их с фронта.

Егоров оценивал силы буденновского корпуса к 27 сентября в 7450 шашек, 590 штыков, 26 орудий. В это число не включены приданные корпусу 12-я и 16-я стрелковые дивизии, Отдельная кавалерийская бригада и 12-я железнодорожная бригада.

Еще в мемуарах Буденного и Шкуро бросается в глаза, что Буденный не спешил наступать на Воронеж и стремился беречь своих людей. Командиры Гражданской войны не могли позволить себе роскошь больших потерь, так как это грозило подрывом их авторитета и массовым дезертирством. Что интересно, Буденный пытался применить этот принцип и в Великую Отечественную войну, но довольно быстро оказался не у дел.

Полковник Донской армии Ф. И. Елисеев причину поражения белых под Воронежем видел в следующем: «Самое главное в этой трагедии заключалось в том, что генерала Мамантова не было на фронте; генерал Шкуро вернулся в Воронеж только 5 октября, когда уже разыгрался первый и неудачный для казаков фазис боев; и при нем не было его правой руки по операциям, начальника штаба корпуса Генерального штаба генерала Шифнер-Маркевича. С самого начала корпуса действовали без единого руководства и разбросанно».

Вот телеграмма генерала Шкуро на имя генерала Деникина:

«По долгу воина и гражданина доношу, что противостоять Конной армии Буденного я не могу. Эта армия сосредоточена в числе 15 тысяч сабель в районе Грязи – ведет теперь ожесточенное наступление на наши силы. В моем распоряжении имеется около 600 сабель Кавказской дивизии, в настоящее время безлошадной, и 1500 сабель остатки корпуса Мамантова. Остается Терская дивизия моего корпуса около 1800 сабель, с хорошим конским составом, но эта дивизия, по Вашему приказанию, у меня отбирается. Она, в данное время, грузится в вагоны на станции Лиски для отправки в район Таганрога, ради уничтожения действующих там махновских банд. В силу изложенного – даю приказ завтра оставить Воронеж. Генерал Шкуро».

Численность Конармии Шкуро, судя по всему, завышает. Если верить данным Егорова, у Буденного, даже с учетом приданных стрелковых дивизий и Отдельной кавбригады, никак не могло быть более 10 тысяч шашек.

По приказу командования Южного фронта вражеский бронепоезд «Генерал Шкуро», захваченный в качестве трофейного, был назван именем Семена Буденного. Тем самым Буденный был поставлен в ряд главных героев Гражданской войны, определявших ее исход. О нем теперь знали высшие большевистские вожди и, по крайней мере прилюдно, выражали ему свое почтение. Хотя одновременно и сохраняли некоторую опаску против вождя бывших донских партизан: как бы не превратился он в крестьянского вождя, нового Пугачева, который, разобравшись с белыми, примется потом за большевиков.