Вячеслав Лопатин - Суворов и Потемкин

Императрица, писавшая осенью 1783 г. Потемкину «Дай Боже, чтоб ты скорее выздоровел и сюда возвратился. Ей, ей, я без тебя, как без рук весьма часто. Паче всего, зделай милость — побереги себя», поспешила закрепить положение своего соправителя. 2 февраля 1784 г. Потемкин был назначен президентом Военной коллегии и пожалован в чин генерал-фельдмаршала. Тем же днем помечен указ об обращении Крыма в Таврическую область (губернию) и о назначении князя генерал-губернатором новой провинции.

14 февраля Суворов поздравил своего начальника: «Великой Императрицею увенчание высоких талантов Вашей Светлости новою степенью меня, Вам наипреданнейшего, в восторге моем ободряет паки принесть Вашей Светлости мое всенижайшее поздравление. Благоволи Боже, чтоб многолетие Вашей славы процветало во вселенной! Я же усердием малых моих трудов, стремяся быть угодным Вашей Светлости, препоручаю себя в высокое Ваше покровительство...». Письмо послано из крепости Св. Димитрия Ростовского (будущего Ростова-на-Дону). Генерал-поручик по-прежнему занят устройством войск, хлопочет о выезде Шагин-Гирея с Тамани в Россию. Бывший хан не поддается уговорам, тянет время. 10 апреля Суворов сдает свой корпус генералу Леонтьеву и скачет в Москву, к новой команде. Потемкин назначил его состоять при 6-ой Владимирской дивизии.

После трудов на Кубани служба в дивизии, расположенной в центре Европейской России, была равносильна застуженному отдыху. Суворов благодарит Потемкина «за оказание милости» и просит извинения за то, что «самолично сего не учинил». Их свидание могло состояться где-то иа юге, куда генерал-фельдмаршал поскакал в начале апреля 1784 г., чтобы лично руководить обустройством вверенных его попечению губерний. На юге свирепствует язва, и Екатерина предписывая Потемкину учредить строгие карантины, просит его избегать опасных мест. Но уже в июне мы видим Потемкина в Карасу-Базаре, где он открывает Таврическое губернское правление. По его поручению военный инженер Н. И. Корсаков, строивший Кин-бурнскую крепость, начинает работы по устройству нового губернского города Симферополя. Главное внимание Потемкина притягивает Севастополь, официально основанный по его предложению 10 февраля 1784 г. Именно здесь поспешно создается новая база растущего Черноморского флота.

Кажется, Суворов умышленно разминулся с Потемкиным. На то были свои причины. 21 апреля генерал-поручик прибыл в Москву и остановился в доме генерал-губернатора графа З.Г. Чернышева, о чем и донес Потемкину. У Суворова в столице был собственный дом у Никитских ворот, но в этом доме остановилась его жена Варвара Ивановна, ждавшая ребенка. О настроении Суворова свидетельствует коротенькая записка, сохранившаяся в бумагах начальника канцелярии Потемкина В.С. Попова. Она написана по-французски и помечена 21 мая 1784 г. «Мне наставил рога Сырохнев. Поверите ли?» [38]

Наступил новый и последний акт семейной драмы Суворова. Мы почти ничего не знаем о секунд-майоре Белозерского полка Иване Ефремовиче Сырохневе. Не был ли он среди офицеров Ейского укрепления в те страшные дни, когда Варвара Ивановна Суворова и ее маленькая дочь пережили нападение Тав-султана? Не с того ли времени начался роман Варвары Ивановны с Сырохневым, роман, поставивший крест на семейной жизни Суворова? По прибытии в Москву он подал прошение прямо в Синод, обвинив жену в связи с Сырохневым и обещая представить «обличающее ее свидетельство». 29 мая Суворов прискакал в Петербург. «Имею честь Вашей Светлости донесть, что Александр Васильевич Суворов приехал сюда неожидаемо, желал представлен быть Государыне для принесения благодарности за орден,— уведомил Потемкина Турчанинов 1 июня.— И как здесь ни графа Валентина Платоновича (Мусина-Пушкина.— В. Л.), ни Безбородки не было, то он просил Александра Дмитриевича (Ланского.— В. Л.) о представлении его. Почему и приказано быть ему к столу. По выходе Государыни к столу по обычаю своему представился он двоекратным земным поклоном и, будучи весьма милостиво принят во время стола разговором, вышед из-за стола, повалился паки в ноги и откланялся. На другой день ездил в Гатчину и, зделав то же самое, уехал сегодня в ночь в Москву. Причину приезда своего объяснил так: видеть матушку, поблагодарить за все милости и посмотреть дочь свою». Турчанинов говорит далее, что он решил повидаться с Суворовым, поехал к нему и узнал, что тот находится у преосвященного митрополита Гавриила. «Будучи же там, узнал, что прежнее бешенство в семейных делах его не токмо возобновилось, но и превзошло всякие меры. Володимерской дивизией он весьма доволен и благодарен. Впрочем, кроме семейных огорчений, ни о чем он не говорил и уехал довольный» [39]. 6 июня Суворов самолично отписал Потемкину о своих делах, умолчав о семейном разладе: «Я был в Санкт-Петербурге пасть к Высочайшим стопам и был принят милосердно. Ныне еду в мои деревни, прикосновенные расположению шестой дивизии. Приятность сей праздности недолго меня утешить может. Высокая милость Вашей Светлости исторгнет меня из оной поданием случая по Высочайшей службе, где я могу окончить с честью мой живот».

Еще не прибыв к 6-й Владимирской дивизии, Суворов уже начинает тяготиться «праздностью» и мечтает о новом трудном деле. В своих «Психиатрических этюдах из истории» известный дореволюционный ученый П. И. Ковалевский высказал интересные суждения о характере полководца. «Суворов жил идеей и для идеи! Всю свою жизнь отдавал военной службе и войскам. В военное время и в походах Суворов не знает усталости и утомления. Ни непогоды, ни невзгоды для него не существовали. Он был всегда счастлив, доволен и прекрасно настроен. Хуже бывало в мирное время. Не было дела, не было живого захватывающего интереса. Суворов томился, Суворов скучал, хандрил и капризничал» [40].

Сохранилась в отрывках переписка Суворова со Степаном Матвеевичем Кузнецовым, управляющим московским домом полководца в 80-ые годы. Эта переписка часть семейного архива Суворова, хранившегося в Кончанском, дошла до нас в отрывках благодаря историку-любителю Н. Рыбкину [41]. Служивший управляющим имения в Кончанском на Новгородчине, Рыбкин получил у наследников Суворова разрешение ознакомиться с архивом и в 1874 г. опубликовал большие выдержки из него. Рыбкин отобрал письма «Матвеичу» (как звал своего управляющего Суворов) за 1784—1786 гг. И на хозяйственном поприще Суворов проявил себя человек сведущим, рачительным хозяином, строгим, но справедливым.

«Ундольские крестьяне не чадолюбивы и недавно в малых детях терпели жалостный убыток. Это от собственного небрежения, а не от посещения Божия, ибо Бог злу невиновен,— пишет он своим крестьянам.— В оспе ребят от простуды не укрывали, двери и окошки оставляли полые и надлежащим их не питали, и хотя небрежных отцов должно сечь нещадно в мирском кругу, а мужья — те с их женами управятся сами. Но сего наказания мало; понеже сие есть человекоубийство... Порочный, корыстолюбивый постой проезжих главною тому причиною, ибо в таком случае пекутся о постояльцах, а детей не блюдут... А потому имеющим в кори и оспе детей отнюдь не пускать приезжающих, и где эта несчастная болезнь окажется, то с этим домом все сообщения пресечь, ибо той болезни прилипчивее нет». Один из самых последовательных и оригинальных гигиенистов своего времени, сторонник народной медицины, Суворов, как и его начальник Потемкин, придерживался правила, суть которого заключалась в том, что болезнь легче предупредить, нежели лечить. Так и в своих имениях он требовал от старост и всего мира, чтобы больных детей в людные места не водили, в церковь не носили, чтобы родители ухаживали за ними, особенно остерегаясь простудить.