Борис Леонов - История советской литературы. Воспоминания современника

А презренным типом оказался плюгавенький мужичонка, ростом по грудь истцу.

Когда была заслушана жалоба и судья, тоже женщина, предложила народным заседателям задавать вопросы истцу, Светлов спросил:

— Ну как же так могло случиться, что вас, такую сильную, крепкую женщину мог одолеть, извините, столь тщедушный и маломощный насильник?

— Вы знаете, я была тогда словно под наркозом.

Светлов тут же поинтересовался:

— Под общим или под местным?

Зал по-достоинству оценил едкую иронию народного заседателя, для которого этот процесс и оказался последним…

115

Жизнь подарила мне возможность личного общения с автором романов «Барсуки», «Вор», «Русский лес». А знакомство состоялось после того, как я по просьбе Ставропольского книжного издательства написал предисловие к сборнику произведений Леонида Максимовича Леонова «В годы войны и после». В него вошли повесть «Взятие Великошумска», пьесы «Нашествие» и «Лёнушка» и публицистика военных лет.

Ему понравилось мое предисловие. Но он попросил заменить имя на псевдоним. И не потому, что Леонов хвалит Леонова, а потому что он недавно похоронил брата Бориса.

Мне было ясно, что имел в виду Леонид Максимович — память диктовала именно такое решение, прозвучавшее в его просьбе. И я подписался Л.Борисовым.

С тех пор мы нередко перезванивались.

Однажды позвонил ему, поинтересовался здоровьем. Потом напрямую спросил, как он относится ко всему происходящему в стране после августа 1991 года.

— Вы знаете, — прозвучал в трубке глуховатый голос, — происходящее напоминает мне такую ситуацию. Нам сообщают, что наша мать тяжело больна. Мы спешим в дом к матери. Она лежит на кровати. Мы мажем ножку кровати йодом и говорим: «Не волнуйся! Сейчас тебе станет лучше!»

116

Корней Иванович Чуковский рассказывал, как они с приятелем поспорили, какой бывает снег по цвету.

Чуковский утверждал, что он бывает и розовый и синий.

Приятель считал, что это — самая настоящая импрессионистическая галиматья, бредятина, потому что на самом деле снег бывает только белым. И в доказательство своей правоты привел такие сочетания, как «в белом поле», значит, в снежном поле, «белый, как снег».

— Знаешь, — предложил Корней Иванович, — а что мы собственно спорим? Давай зайдем к Илье Ефимовичу Репину, благо его дом недалеко, и спросим у него.

Так и решили.

Подойдя к дому, постучали. А Репин не любил, когда его отрывали от работы. Долго не открывалась дверь: значит, художник работает. Но вот послышались шаги. Дверь приоткрылась:

— Ну, чего вам? — недовольно спросил Репин, не отвечая на приветствие приятелей.

— Илья Ефимович, хотим спросить, какой по цвету бывает снег? — обратился к хозяину дома Корней Иванович.

— Только не белый! — и Репин захлопнул дверь…

117

С писателем Владимиром Алексеевичем Солоухиным познакомился тоже после того, как по просьбе Ивана Стаднюка написал предисловие к однотомнику его прозы «Мать-мачеха», вышедшему в издательстве «Московский рабочий» в 1969 году. Помимо автобиографического романа, давшего название сборнику, в него вошли такие прекрасные его рассказы, как «Варвара Ивановна», «Каравай заварного хлеба», «Закон набата», «Моченые яблоки» и многие другие.

Рассказы как бы продолжали заявленную в лирических повестях «Владимирские проселки» и «Капля росы» тему возвращения к отчему краю, к родной земле, то есть к теме, ставшей в 1960-х годах одной из ведущих в русской прозе.

У Владимира Алексеевича она наделялась не просто ностальгическими переживаниями человека, ушедшего из села в город, но и открытиями богатств родной природы и творческого духа. Именно так прочитывались его «Письма из русского музея», «Черные доски», «Третья охота».

Об этом у нас шел разговор, когда я лично встретился с Солоухиным в доме творчества Переделкино.

Мы шли по одной из дорожек парка, когда к нам подошел молодой человек и, протянув рукопись, попросил:

— Владимир Алексеевич, если можно, прочитайте, пожалуйста, мой рассказ с карандашом.

Солоухин тут же нашелся:

— А у тебя что, карандаша нет?!..

118

Известный поэт Евгений Михайлович Винокуров, автор одной из популярных песен «Сережка с Малой Бронной», сборников стихов «Харакетры», «Жребий», «Равноденствие» и других, любил рассказывать эпизод из одного своего заграничного путешествия.

Речь шла о Гималаях.

Его гид между прочим заметил, что недалеко от того места, где они находились, живет знаменитый индийский прорицатель, в которому нередко наведываются знатные и даже царские особы, чтобы узнать про свою судьбу.

Естественно, Евгений Михайлович не мог проехать мимо и настоятельно попросил провести его к прорицателю.

Очень милый пожилой провидец нагадал ему жить до восьмидесяти лет.

Настала пора прощаться.

И когда Винокуров уже выходил из дома прорицателя, его неожиданно нагнал слуга хозяина дома и озабоченно сказал:

— Хозяин просил передать вам, что за автомобильные и авиационные катастрофы он ответственности не несет…

119

Поэт, переводчик и литературовед Лев Адольфович Озеров, перу которого принадлежат такие книги, как «Работа поэта», «Необходимость прекрасного», «Начала и концы», раскрылся для меня во время нашего совместного отдыха в Коктебеле летом 1986 года. А мы уже знали друг друга по совместной работе в Литературном институте;

Он вспоминал, в частности, о таком казусе в своей жизни, что трижды объявлялся националистом: то украинским, когда вступился за репрессированных литераторов в Киеве, то русским, когда протестовал против отмены спецкурса по изучению русского эпоса, которым читал у них в Институте философии и литературы профессор Ю.М. Соколов, то еврейским, когда в конце сороковых годов началась борьба с космополитизмом.

Кстати, это ему, Льву Адольфовичу Озерову, принадлежит афоризм, который часто звучал и звучит на совещаниях молодых писателей:

Талантам надо помогать,Бездарность пробьется сама.

Когда я напомнил ему об этом, Лев Адольфович неожиданно воскликнул:

— А вы знаете, как однажды Анна Андреевна Ахматова отреагировала на сообщение о том, что сегодня среди молодых поэтов стало модным попасть в немилость критики, что приносило, по их мнению, им популярность в обществе.

Так вот, выслушав эту информацию, поэтесса воскликнула: — Боже мой, уже есть очередь на Голгофу!..