Семен Гудзенко - Завещание мужества

— Будешь сегодня закрывать своим телом амбразуру?

— Вот кухня приедет, закрою.

Все смеются.

…Местность: перевалы и долины, поросшие полынью, сухой колючей травой, ковыльком. Между перевалами — пашня, крупно перепаханная земля.

Кишлаки — глинобитные, на выгоревших склонах. Кажется, что здесь прошла действительно война. И столбы черного дыма, и стрельба из карабинов и пушек, и запах пороха — все это в кишлаках создает впечатление войны. Пушки извергают с пламенем гул; крик, потные лица пехотинцев, чумазых танкистов.

Картинно по буграм, по черным полям идут танки, и в облаке дыма и пыли бежит в атаку пехота.

Степь выжжена под пашню. Она вся в черных пятнах, как пантера.

…Небо в легких розовых и лиловых полосах, матовое и спокойное, как на картине. В степи прохладно, в падях уже стелется туман. Темнеет, расплывается лиловый тон и исчезает розовый. Молдаванин Бумбак лежит рядом со мной и говорит о том, как трудно ему было в первые разы бегать по этим холмам с ручным пулеметом и как сейчас легко и просто.

Я все время, глядя на солдат, думаю о том, что мы мало даем им романтических книг об армии. Ведь как волнует их то, что генерал Петров был комроты, а полковник Денисов — старшиной у него. И вот же выросли оба! Вот он, жезл маршала в ранце солдата. Об этом нужно писать.

Сегодня затишье перед наступлением. Еще затемно, часов в пять, раздавалась стрельба на передовой. Это разведка «противника» пыталась пройти в наши порядки. Встаем с машины, где спали, и сразу же пьем горячий чай. Кухня с кашей заблудилась на курганах…

Жара и холод, холод и жара — вот распорядок туркменских суток.

Сегодня наступление. Днем мы во втором эшелоне. С НП наблюдаем «бой» первого эшелона. Стрельба, разрывы. Столбы дыма и пыли, гул самолетов, идущих в пике, создают обстановку боя. И вот уже издали видна пехота, атакующая за танками обороняющегося «противника».

Пехота любит идти на танках. Машины наши по бездорожью жмут, как в сказке.

Город Н. Мы должны его «брать». Он — простой районный городок — кажется нам чудесной столицей. Когда в движение приходит машина, военный дух поднимается у всех людей.

По берегам узкой и быстрой реки глинобитные кибитки и дувалы, ишаки кротко пощипывают траву, и над всем этим пыльным захолустьем курлычут журавли, улетающие в теплые страны. От всего этого очень грустно.

Вчера вечером приехал в лагерь руководства. Здесь — рай. Чистые постели, отдельные палатки и прочая прелесть. Сейчас снова выеду в поле и снова увижу запыленных и усталых, но бодрых и задорных солдат. Да, только преодолевая трудности (гигантские по своему разнообразию и количеству), солдаты становятся настоящими воинами, и только так нужно об этом писать.

Мне сказал вчера один капитан-туркестанец:

— Правильно вы написали: «По колено пыль, по пояс пыль, по грудь».

Эти слова мне дороже многих речей «за» или «против».

Слаженность, которой не было в первые дни, появилась молниеносно в день «боя». Напряжение и задорный азарт заставили действовать всех умнее и проворнее. И вот уже хриплые голоса радистов, передающих закодированные приказы: «Вольфрам, Вольфрам, я — Веревка, выполняйте 333». И в двух километрах от радиста моментально снимаются с места танки, неимоверно пыля, как в дымовой завесе. И за танками бежит пехота, и навстречу с криком «ура» — контратакующие «южные».

Современный бой механизирован до предела. И вот, уже заняв линию обороны, преследуя «противника», пехота грузится на машины и по горам и по долам мчится вперед. И НП на «газиках», вездеходных и устойчивых, перемещается быстро вперед. И все начинается снова.

В Корее плохо. Американцы перешли параллель. Пахнет порохом, и поэтому с еще новой силой встает вопрос о литературе, посвященной послевоенной армии. Об этом надо писать и говорить, чтобы не оказаться в неоплатном долгу перед народом.

Наблюдаю «бой» с господствующей высоты. В стереотрубу и бинокль видны танки и пехота, которые обтекают город Н., сбивая обороняющихся. И снова за танками бежит пехота, которую теперь уже подвозят машины. И снова подтягивается и палит артиллерия. И снова авиация штурмует атакующие колонны. Мне на НП трудно, так как я не вижу человека, бегущего в атаку, а вижу в стереотрубу черные точки. Мне думается, что генерал, поднявшийся на НП и не побывавший в окопах, не поносивший солдатскую шинель, в конце концов потерпит поражение, ибо он жертвует солдатами, изматывая их и не ценя. И еще потому, что не представляет себе на практике, что такое бежать в пыли за танком, что такое идти в атаку. Вот об этом и думал.

Иванов командует обороняющимися в районе кладбища. Он толстоват, даже с бабьим лицом, где еще капелька — и уже будут отталкивающие черты, но пока он симпатичен, добродушен и, как видно, знает дело. Его солдаты контратаковали «противника». И на вопрос: «Какая была атака?» — ответил: «Очень красивая. Давно такой не видел».

И все улыбались.

Кончилась «война», взят город Н., отходят на отдых. Полуголые крепыши моются у реки и арыков. Здесь же в боевых порядках обедают, поставив котелки на крылья автомашин, на землю, на броню танков.

Палатки стоят под урючинами, и низко, почти касаясь уже побагровевших листьев длинными хвостами, шныряют сороки.

Я снова приехал в Туркестанский военный округ к друзьям-солдатам, старшинам, сержантам, офицерам. И снова, как год тому назад, встретила меня осенняя страдная пора поверок, сменившая летнее горячее время учебы. Здесь, в дальнем гарнизоне, в лицо вам дышит пустыня — горячая и безлюдная. Пески подступают к самому горлу, и сразу же за границами военных казарм начинаются степи, поросшие колючками, а за ними пески, озелененные саксаулом. Но жара и пески не были летом помехой для туркестанцев. И поэтому на осенней поверке они с таким блеском стреляли по движущимся по барханам мишеням, совершали ночные переходы, пели и маршировали по плацу. Фронтовиков среди солдат уже нет. Есть немного сержантов и старшин сверхсрочной службы, которые нюхали порох и по соседству с которыми мужают сегодня молоденькие новобранцы. Это сверхсрочники воспитывают пополнение, и высокая выучка в содружестве с военным опытом и ярким солдатским рассказом о фронте делают свое большое дело: новички становятся солдатами — сильными, умелыми, ловкими.

…Мы шли по оазису с его зелеными садами и хлопковыми полями, с корявыми деревьями грецкого ореха, со землей, изрытой арыками и желтой от стерни; мы шли по пыльным предгорьям, шли, побелевшие от мелкой лёссовой пыли, измученные бесконечными увалами и перевалами, верблюжьими тропами и однообразием холмов. Машины и танки творили чудеса, и после нас картографам придется наносить десятки новых дорог, ибо там, где прошла машина или танк, накрепко впечатана в степь колея, новая и вечная.