Григорий Дольников - Летит стальная эскадрилья

Помню одно из таких решений - обязательное ежедневное пение советских патриотических песен. Цель этого мероприятия - показать, что мы живем и боремся, любим свою Родину и ненавидим врага. К таким песням, как "Катюша", "Синий платочек", "Темная ночь", немецкая охрана относилась спокойно. Но стоило пропеть "Закаляйся, как сталь" или что-нибудь другое, созвучное имени "Сталин", как гитлеровская охрана врывалась в помещение и с дикой руганью, с автоматными очередями в потолок требовала прекратить всякое пение. В случае неповиновения нас били прикладами или резиновыми плетями...

Вскоре все мы обовшивели. Говорят, где горе, там и вши. Но мы крепились, старались не отчаиваться. Случайно в группе оказалось две или три колоды карт: играли в "дурака", в "девятку", научились в преферанс. Игры эти проходили азартно, в громких спорах, что вызывало повышенный интерес со стороны охраны. И немцы по двое, по трое заходили к нам и, подсев к играющим, наблюдали за ними. Было решено отучить их от ненужных визитов.

И вот в очередной раз, когда два рыжих, особенно ненавистных охранника пристроились к играющим, штурман Виктор, стоя сзади них, в считанные секунды набросал каждому за шиворот не менее десятка вшей.

Вначале немцы остервенело почесывались. Но затем догадались, в чем дело.

- Партизан! Шайзе!

- Русиш швайн! - дико кричали охранники, хватаясь за автоматы.

"Дружеские" визиты к нам прекратились.

А в середине октября к нам прибыло пополнение. Пленный назвался лейтенантом Чулковым, рассказал, что он летчик-бомбардировщик, сбит зениткой неделю назад в Крыму. Экипаж погиб, а он чудом уцелел, не получив даже царапины. Рыжий веселый лейтенант как-то быстро завоевал наше доверие, смело предъявлял он претензии к охране, нередко получая при этом оплеухи, чем укрепил общие симпатии к себе. На допросы его возили почему-то чаще других, откуда он возвращался и докладывал Степану Иванову, что незаметно для немцев говорил с русскими девушками, работавшими уборщицами при штабе, что они имеют якобы связь с подпольем и обещали помочь нам организовать побег.

Чулкова приглашали на закрытые совещания оргкомитета, где он активно поддерживал или сам предлагал варианты побега. Один из них заключался в следующем. Глубокой ночью, ближе к рассвету, вылезти через единственное не закрытое железной решеткой окошко, расположенное у самой крыши, затем перерезать колючую проволоку, пользуясь резиновыми перчатками и специальными ножницами, которые обещал достать Чулков, и таким образом выбраться из лагеря. Потом местное подполье должно было встретить нас и помочь скрыться.

План прост и, казалось, легко осуществим. Готовились мы с большой надеждой на успех. Назначили уже день и час побега - о нем знали только члены оргкомитета. И вдруг накануне побега на наше заветное окошко немцы поставили с наружной стороны мощную железную решетку, укрепили они решетки и на других окнах. Мы были поражены, недоумевали: так скрытно готовились, и вот...

Во второй половине октября в бараке набралось уже более 50 человек. Последние прибывшие товарищи рассказывали о мощном наступлении советских войск на всех фронтах, в частности на криворожском направлении. До нас все чаще доносилась отдаленная артиллерийская канонада. Изменилось и поведение охранников - они стали злее. А усилившееся движение отступавшей немецкой армии по дорогам, близким к лагерю, мы слышали сами и каждую минуту ждали отправки в Германию, втайне надеясь на чудо. Надеялись, что город быстро захватят наши войска или высадится большой десант, что партизаны перейдут в наступление и освободят нас. Но чуда не произошло...

В ночь на 23 октября мы не спали. Артиллерийская канонада и даже пулеметные очереди, не говоря уже о рокоте авиационных моторов, казались нам необычайно близкими. Сквозь зарешеченные окна у самой крыши мы наблюдали яркие вспышки разноцветных пулеметных трасс. По небу блуждали лучи прожекторов. Все невольно столпились у дверей, считая, что наши совсем рядом, и ожидая мощного русского "ура". От волнения перехватывало горло, мы обнимались. Кто-то предложил расшатать и сломать дверь, так как охрана, судя по всему, уже разбежалась.

Но о нас не забыли. Еще до рассвета куда-то внезапно увели Чулкова. Утром мы услышали за дверями шум машин и характерную немецкую речь. Двери открылись, и нам было приказано подобрать себе одежду в куче сваленного тряпья, привезенного на машинах. Там была поношенная французская, румынская, итальянская военная форма. Я отыскал среди этого тряпья добротные шерстяные штаны темного цвета и еще довольно крепкую шелковую зеленую рубашку румынского производства. Прихватил и синюю французскую шинель.

Нас торопили. Охрана бегала по лагерю, суетилась, бестолково натыкаясь друг на друга. Но вот ворота открылись, въехала черная закрытая машина, из нее вышли несколько щеголевато одетых фашистских офицеров, среди которых мы с превеликим удивлением узнали Чулкова. Он надменно стоял в наполеоновской позе, держа одну руку на раскрытой кобуре. В другой дымилась сигарета. Кто-то из наших кинулся было в сторону Чулкова, но охранники тут же загородили предателя.

- До встречи в великой Германии, господа советские летчики! - пятясь к машине, с ехидством крикнул он и скрылся в ней вместе с приехавшими офицерами.

Теперь нам стало ясно, почему провалились все наши планы побега. Оказывается, фашисты охраняли не только с помощью колючей проволоки и решеток на окнах...

Построив и окружив со всех сторон усиленной охраной, нас повели на запад. Дороги были забиты отступавшими войсками, техникой. Позади совсем близко слышалась трескотня пулеметов и автоматов. Над нами прошли несколько групп самолетов на запад - наши... Невольная горечь охватывала сердце.

Мы шли вместе со смешанными колоннами отступавших фашистов - дорога разбита, липкая грязь, идти трудно. Как только оказались за пределами города, все движение остановилось, в том числе и наша колонна. Впереди крики, невообразимый шум. Несколько наших товарищей, немного знавших немецкий язык, поняли, что где-то в авангарде прямо посередине дороги с буксируемого прицепа сполз бронетранспортер. Старший колонны потребовал от старшего по сопровождению и охране, чтобы мы, военнопленные летчики, помогли поставить бронетранспортер на прицеп. После долгих препирательств нас повели в обход колонн к сползшему бронетранспортеру и поставили вокруг него плотно, одного к другому. По команде мы должны были толкать наполовину съехавшую с платформы бронемашину на прежнее место.

Гитлеровец что-то отчаянно командовал, мы в свою очередь отчаянно толкали бронетранспортер - только не вперед, а назад. Фашисты заметили нашу махинацию, и каждому достался удар прикладом автомата. Но после этого, поняв, что толку от пленных не будет, злобно крича и свирепо работая кулаками, немцы отогнали нас в сторону, пересчитали и повели по обочине дороги дальше на запад. Шли мы уже несколько часов подряд. Голодные, обессиленные, передвигались молча. Раненный в руки Щербаков и обгоревший Вернигора постоянно отставали. Немцы предупредили, что, если дальше они идти не смогут, их пристрелят. По очереди мы помогали нашим товарищам. А идти с каждым шагом становилось все труднее.