Владимир Силантьев - Воздушные разведчики

- А чего тут неясного? Все понятно, - ответил он. Ему, возможно, было понятно, а нам нет. Но чтобы не осрамиться и не стать предметом насмешек, каждый гадал про себя, что значит "сан". САН-итар-сачок? Ведь голодный щенок так вылизывал остатки еды в миске, что она блестела как зеркало.

Имя прижилось. Щенок вырос в хорошую дворнягу, но раскормить его до волкодава нам не удавалось. И хотя все мы считали себя хозяевами Сан-Сачка, слушался он только Виктора, который научил собаку делать стойку перед окном раздачи пищи в нашей столовке и ловить полевых мышей. Пес путешествовал с нами с аэродрома на аэродром вплоть до Дня Победы.

"Чаепитие с истребителями" послужило еще одним поводом для шуток. Ефим Мелах совершил один из редких полетов на разведку в сопровождении наших "ястребков". Это случилось зимой 1943 года. Мы вели фоторазведку сил противника, оборонявшегося между городами Великие Луки и Новосокольники. В этом районе шли ожесточенные бои на земле и в воздухе.

Наши разведчики летали в глубокий тыл врага в одиночку, естественно, без сопровождения истребителей с коротким радиусом действия. Но поскольку разведка велась в прифронтовой полосе, командование воздушной армии решило прикрыть экипаж Мелаха девяткой истребителей. Разведчикам предстояло сделать четыре захода на цель, чтобы заснять систему обороны вражеских войск.

Когда Мелах прилетел к истребителям, которые базировались на льду озера близ города Торопца, и объяснил им свою задачу, возникло непредусмотренное обстоятельство: истребители не смогут сопровождать разведчика на высоте 7000 метров, так как Яки не оборудованы кислородными приборами. Сопровождая главным образом штурмовиков - Илы, они на больших высотах не летали.

После недолгого размышления за чашкой чая пришли к такому решению: разведчик выполняет свою задачу на заданной высоте 7000 метров, истребители же находятся в районе цели на высоте 4000 метров, где им не угрожает кислородное голодание. В случае атаки "мессеров" разведчик спикирует до высоты Яков, которые смогут его защитить.

- Такой способ прикрытия в военной науке не предусмотрен, но на войне как на войне, - рассказывал Ефим. - Договорились, пообедали у истребителей, попили еще чайку и в назначенное время взлетели.

В районе цели разведчиков встретил сильный зенитный огонь, но они приступили к фотографированию. Все внимание - на цель, и Мелах, право, забыл про своих сопровождающих. Во время второго захода он вдруг заметил справа возле "пешки" краснозвездный истребитель. Летчик Яка пристроился к разведчику, улыбается, показывает большой палец: не робей, мол, друг!

И это на высоте-то 7000 метров без кислорода! Мелах не на шутку забеспокоился и показал этому хлопцу, чтобы он нырял побыстрее вниз. И тот тут же спикировал. Но вскоре появился другой "ястребок". Пока разведчики делали развороты для последующих заходов на цель, их Друзья-истребители сменяли друг друга, не оставляли "пешку" без защиты.

После выполнения задания Мелах спикировал до 4000 метров Истребители все, как один, собрались вместе, и он повел их домой. Хотелось с благодарностью пожать руку каждому летчику, но друзья, покачав на прощание крыльями, полетели на свои аэродромы.

Мелах с грустью подумал, что, наверное, никогда больше не увидит отважных "ястребков", рисковавших ради него своей жизнью. Тогда на земле, за чашкой чая он даже не успел спросить их, откуда они родом, как стали авиаторами. И не успел рассказать о себе, о том, что родился в Одессе, окончил семилетку, затем поступил в фабрично-заводское училище, работал слесарем на заводе, увлекся авиацией и научился летать. В детстве, как и все мальчишки приморских городов, Ефим мечтал стать моряком, испытать себя в схватках с морской стихией, но судьба заменила ему море на воздушный океан. Он остался ему верен на всю жизнь. Его молодость совпала с тяжелой годиной войны.

...Фронтовые истории. Веселые и трагические, грустные и забавные, они сами говорят за себя. Они всегда в нашей памяти и сердцах и будут жить без нас, фронтовиков, еще долгие, долгие годы.

Нам сверху видно все

ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ

Осенью 1943 года советские войска освободили Смоленск и остановились на подступах к Витебску и Орше, а воздушные разведчики получили еще один "подскок" на смоленском аэродроме. К началу операции "Багратион" по освобождению Белоруссии в Смоленск перебазируются почти все эскадрильи нашего полка. Но это произойдет весной и летом 44-го, а пока, глубокой осенью 43-го, в Смоленске оказалась одна наша эскадрилья. Ей выпала самая суровая и в то же время самая почетная судьба - быть впереди. Так пошло с самого начала боевых действий полка.

С какой радостью механики укладывали в чрево "пешек" сумки с инструментами, свои скромные чемоданчики с весьма небогатым содержимым бритвами, и туалетными приборами, да пачками писем, полученными за два года войны из дома. Вперед, на запад! Мы радовались и тому, что наконец после скитания по землянкам и деревенским избам расквартируемся в поселке на окраине крупного города.

Мы читали в газетах об упорных, многодневных боях за Смоленск, видели снимки его развалин, но все-таки вид почти полностью разрушенного города нас ошеломил. Чудом уцелел собор на левом берегу Днепра, частично старая кремлевская стена да несколько зданий. Такие же страшные разрушения были и на правом берегу, где мы разместились. Кроме футбольного поля с гаревыми дорожками, от авиагородка ничего не осталось.

Среди остовов разбомбленных домов и груд битого кирпича стоял наш дом-казарма, тоже лишь наполовину сохранившийся. Одна стена была срезана снарядом. По коридору гулял ветер. Мы поселились в нескольких уцелевших комнатах. Концы разрушенного коридора оградили досками, чтобы кто-нибудь не оступился в темноте и не полетел вниз на груду кирпичей. Страшновато было подходить к доскам, но мы на первых порах толпились там, разглядывая панораму растерзанного города. Особую боль в сердце почему-то вызывали повисшие на стенах взорванных домов перекрученные трубы отопления и качавшиеся на них радиаторы.

Аэродром также оказался разбомбленным. Фашисты, покидая его, разбросали по летному полю фугаски и взорвали их. Готовились к этой операции, видно, загодя: бомбы были взорваны в аккуратно размеченных квадратах. Черные воронки перемежались с зелеными лужайками. Издалека летное поле напоминало гигантскую шахматную доску. Но фашисты не успели взорвать две бетонированные взлетные полосы - так поспешно отступали. Вдоль этих полос и расположились наши самолеты-разведчики.

От стоянок самолетов до полуразрушенного дома километров семь пути. Наш единственный, тысячу раз ремонтированный грузовичок где-то блуждал по глиняному бездорожью Смоленщины, груженный инструментом с покинутого нами полевого аэродрома. В тяжелых ватниках, кирзовых сапогах и шапках-ушанках нам было нелегко шагать туда и обратно эти километры. На обед в гарнизон мы не ходили, а те, кто не мог без него обходиться, чертыхались.