Очень личное. 20 лучших интервью на Общественном телевидении России - Виктор Лошак
Виктор Лошак: Наташа, уже два года как нет Михал Михалыча. Я знаю, что вышла первая книга после его ухода и вы были ее составителем.
Наталья Жванецкая: Книжка стала, действительно, первой, что появилась после Мишиной смерти, потому что год я вообще не могла прикоснуться ни к документам, ни к чему… Всё было болезненно. Время лечит, как говорят.
И потом, нельзя сидеть дома. Жена должна как-то продвигать дело мужа. И первое, что легче всего было составить – это то, что на слуху. Огромное количество друзей спрашивали, почему бы не выпустить афоризмы, ведь у Миши когда-то была такая книжка, а я помогала… Кстати, я всегда помогала ему составлять сборники.
В. Л.: Как Миша писал: «Он так упорно думал о колбасе, что вокруг него стали собираться собаки».
Н. Ж.: Да, очень многие люди эти фразы используют. И мне все время говорили: «Слушай, ну мы же не должны перебирать огромные тома, чтобы найти это любимое. А ты можешь их собрать». И я, как говорится, проявила свою власть – вставила в эту книжку только то, что мне самой нравилось из архивов, из рукописей, из каких-то других книг. То есть сделала сборник из того, что мне нравится.
И подарю всем своим друзьям, чтобы они пользовались.
В. Л.: Это сборник его афоризмов, по сути?
Н. Ж.: Афоризмов. Я не знаю разницы: цитаты, афоризмы… Короткие изречения. Это не значит, что он писал это всё в таком размере.
Некоторые цитаты выделены из больших произведений, просто куском. Какие-то прекрасные выражения. Вообще всё произведение прекрасно, но вот эта короткая фраза – она говорит обо всем остальном.
В. Л.: Миллионы людей разговаривают этими цитатами, этими шутками.
Н. Ж.: Очень многие. Но на самом деле человек не натренированный может не всегда уловить, что это цитата из Мишиного творчества. А я в силу того, что погружена в эти тексты, слышу речь и понимаю, что она полностью состоит или напичкана Мишиными фразами, его слегка переделанными словами.
А у меня как у криптографа (такое было в каком-то фильме) в ответ на всплывающие иероглифы появляется вовсе другая информация.
В. Л.: Но важно, что Миша тоже это часто слышал: в Одессе, еще где-то.
Н. Ж.: Что-то слышал, а что-то – его мировосприятие. Он же ничего не придумывал. Он никогда не шутил. Я не думаю, что он понимал чужой юмор до конца. Он смотрел (не хочу называть фамилии) юмористов, смотрел и скисал. Это не от зависти. Он просто не понимал, как над этим можно смеяться – прямой юмор, как гэги: сел, встал, упал, стукнул головой. К тому же, такой конкретный, с объяснениями. Для него это было… Да он просто не понимал, в чем там смысл.
В. Л.: Все дело в том, что он не был юмористом.
Н. Ж.: Вообще.
В. Л.: Он просто был большой писатель.
Н. Ж.: Он был человеком с критическим умом, с бередящей душой: но именно сам мучился, а не мучил кого-либо другого. Остальных он любил.
Он говорил, что в нем есть некая провинциальность, и она ему мешает. Суетливость и провинциальность. Ему когда-то это сказал Окуджава.
Они встречались не раз. Он к Мише очень хорошо относился. Вот как было однажды:
Миша его увидел, а Окуджава с кем-то разговаривал. Миша подбежал и стал что-то говорить. Но Окуджава не обращал на него внимания. Поговорив с другим человеком, он повернулся к Михалычу и сказал: «Миша, вы очень провинциальный, вы очень суетливый».
В. Л.: И он запомнил это на всю жизнь?
Н. Ж.: Да, у него, видимо, это навсегда отложилось.
В. Л.: Наверное, надо рассказать, как вы оказались вместе.
Н. Ж.: Как всегда, банально: встретились и как-то на меня он произвел…
В. Л.: В Одессе?
Н. Ж.: В Одессе. Это были 1990-е. Это вам я могу рассказать, вы же наверняка понимаете, что такое 1990-е годы.
В. Л.: Естественно.
Н. Ж.: Я недавно молодой девушке сказала: «Вы же знаете, как было тяжело в 1990-е годы?» Она посмотрела на меня с большим удивлением.
В 1990-е годы нужно было зарабатывать, а работы не было. Я работала в Казахстане в проектном институте (я по образованию гидролог, технарь), ездила в экспедиции. Я совершенно из другой истории, совершенно не искусства, не литературы человек.
В. Л.: Наташа, даже я, несмотря на долгие годы дружбы с Мишей, не знал, что вы гидролог.
Н. Ж.: Да, я окончила Одесский гидрологический. Потом работала в Казахстане в экспедициях по малым рекам, писала научную работу.
Просто суперматематическую – гидротехника, гидравлика. Вот это мое!
В. Л.: Замечательная профессия.
Н. Ж.: Профессия была. Но так как всё рухнуло, я по ночам подрабатывала: шила на какой-то фабрике весь этот ассортимент, что шьет Одесса ночью, – джинсы и проч. Потом еще где-то подрабатывала нянечкой. Здоровья тогда было много: куда позвали, туда и шел подрабатывать.
Мне позвонили и сказали: «Открывается Клуб одесситов. Нужно несколько человек, возьми пару подруг. Работа: кофе-чай подать, убрать посуду, помыть полы».
В. Л.: Речь идет о Всемирном клубе одесситов, штаб которого в Одессе?
Н. Ж.: Да. Поэтому я точно знаю дату, когда мы с Мишей познакомились: это было открытие Клуба одесситов. 10 сентября. Мы попили кофе и всё. И как для любой женщины-одесситки появление Жванецкого – это было что-то священное. А потом он…
В. Л.: Очень точное словоо – «священное».
Н. Ж.: Для Одессы это была «священная корова». Как бы он ни маскировался, нас преследовали толпы. В 24 года у меня все поклонники были моего возраста, ну, чуть старше. И это все было такое… Моряки или торговцы, я уже не помню. Из института даже никого приличного не было. И когда я с Мишей познакомилась, то вдруг поняла, что мне очень нравятся умные мужчины. Та-дам! И после этого уже больше не могла разговаривать с другими. Мы же не сразу стали жить вместе, сначала встречались, приглядывались. И в страшном сне не могла представить, что буду жить с 56-летним. Сейчас мне 56 лет. И сейчас я совершенно спокойно это представляю.
Тогда, конечно, не могла. Поэтому мы очень долго приглядывались друг к другу.
В. Л.: Что из себя представляет архив Михал Михалыча? Он весь, видимо, сосредоточен в ваших руках?
Н. Ж.: Он не то чтобы сосредоточен. Во-первых, я его каким-то образом…
В. Л.: Упорядочили?
Н. Ж.: Даже собирала.
