История «Майн Кампф». Факты, комментарии, версии - Вернер Мазер
От Ле Бона Гитлер перенял взгляд на массу как на исключительно подверженную влиянию, легковерную и некритичную61 до такой степени, что для нее не существует невероятного62 и она никогда не испытывает потребность в знании правды. Положение МакДугалла о том, что уровень интеллигентности массы определяется не по самым интеллигентным и образованным ее представителям63, и концепция Ле Бона о том, что индивид в массе перестает быть сознательной личностью (и под влиянием преобладающего числа несознательных личностей становится объектом внушения и заражения определенными мыслями и чувствами, направленными в общую строну, и стремлением к непосредственному осуществлению внушенных идей)64, стали для Гитлера решающей предпосылкой как для его истолкования сути пропаганды, так и для оценки массы и каждого человека в массе. И также от Ле Бона Гитлер воспринял представление, что масса рассуждает образами, которые никаким контролирующим органом не проверяются на соответствие действительности. Уже до конца 1923 года Гитлер на своем опыте убедился, что чувства массы, никогда не знающей сомнений и неуверенности65, всегда экзальтированны — как и учил Ле Бон. Как и Ле Бон, Гитлер был убежден, что масса требует иллюзий, от которых она не может отказаться, что нереальное для нее всегда важнее реального и нереальное на нее влияет почти так же сильно, как реальное, отчего в ней нет тенденции искать различия между действительностью и фантастическими видениями66.
Ле Бон был убежден, что в отношении правды масса никогда не сомневается в том, что с ее «здравым смыслом и аргументами… против определенных слов и формул» сама она не подвержена внушению. Но, поскольку эти слова и формулы перед массой произносятся с благоговением, как на молитве, то «головы склоняются»67 и выражения лиц становятся полными уважения. Соответственно Ле Бон делает вывод — тому, кто хочет воздействовать на массу, не надо выстраивать свои аргументы логически. Он должен только нарисовать картину сильными мазками, преувеличивать и всегда повторять одно и то же68. По его теории, масса уважает только силу, а доброту рассматривает как слабость и слабо реагирует на нее. От своих героев она требует вместе с силой, по возможности, даже насильственных по отношению к себе действий; потому что она хочет подчиняться и подавляться — и бояться своих господ69.
В том же духе учил Гитлер: «Народ, в своем подавляющем большинстве, подобен женщине, мысли и поступки которой определяются в меньшей степени здравыми рассуждениями, а скорее эмоциональными ощущениями. Но эти ощущения — несложные, а очень простые и законченные. Причем, в них немного градаций, только позитивное или негативное, любовь или ненависть, справедливость или несправедливость, правда или ложь, и никогда — наполовину так и наполовину эдак, или частично и т. д.»70.
В жизни Гитлер уже сталкивался с только что процитированным — вероятно, во время войны, с английской стороны это делалось «гениально». Так, например, он писал: «Признаки блестящего понимания примитивизма восприятия широкой массой видны, в этой связи, в пропаганде об ужасах, беспощадно и гениально поддерживавшей условия морального духа на фронте, даже при крупнейших фактических поражениях, и таких же ударах пропаганды по немецкому врагу, как единственному виновнику развязывания войны: ложь, которая только с помощью беспардонной, наглой, тенденциозной озлобленности, с которой она проводилась, всегда была целеустремленно направлена только на одностороннюю ориентацию великого народа и поэтому вызывает довeрие у него»71.
В «Майн Кампф», в частности, есть слова: «Любая пропаганда должна быть популярной и иметь духовный уровень, соответствующий уровню восприятия самого ограниченного из тех, на кого она рассчитана. При этом ее чисто духовный уровень должен быть тем ниже, чем большее число людей ее воспринимает… Чем скромнее ее научный балласт и чем больше она ориентирована исключительно на чувства массы, тем значительнее ее успех»12. Соответственно звучат и практические указания Гитлера:
«Но если понимать необходимость установки искусства агитации и пропаганды на широкие массы, то из этого вытекает следующее правило: Нельзя придавать пропаганде многосторонность, как это делается при преподавании научных знаний.
Способность к восприятию широкой массы очень ограничена, понимание слабое, а забывчивость велика. Поэтому любая действенная пропаганда должна ограничиваться лишь очень немногими вопросами, которые следует так долго вдалбливать, чтобы самое последнее из ее слов каждый слушатель мог образно себе представить. Если не следовать этому основополагающему принципу и говорить о многих сторонах вопроса, воздействие распылится, так как большое количество предлагаемого материала не сохранится в памяти слушателей надолго. Поэтому результат пропаганды будет слабым и скоро исчезнет.
Чем важнее вопрос, о котором вы говорите, тем психологически правильней должна быть настройка вашей тактики»75.
«Задача пропаганды состоит не в научном образовании каждого слушателя, а в привлечении внимания массы к определенным фактам, процессам, необходимостям и т. д., к значению которых только этим привлекается внимание массы. Искусство заключается только, в том, чтобы проделать это наилучшим образом, чтобы у массы возникло убеждение в реальности этого факта, необходимости этого процесса, истинности необходимости и т. д.
Так как эта пропаганда не является обязательной, так как ее задача состоит, точно так же, как в случае плаката — в привлечении внимания массы, а не в обучении и без того образованных или стремящихся к образованию или пониманию людей, поэтому ее воздействие должно быть направлено, главным образом, на чувство и, лишь очень относительно — на так называемое понимание»74.
«Например, задача пропаганды — не в оценке различных прав, а лишь только в подчеркивании одного права, которое касается слушателей. Ей также не требуется объективно исследовать правду, если последняя нужна другим75, подавая ее массе в доктринерской правильности, а непрерывно служить правде данной аудитории.
Было в корне неправильно говорить о виновнике развязывания войны с той точки зрения, что не только одна Германия ответственна за развязывание этой катастрофы, лучше бы всю вину целиком возложить на противника, даже если это не соответствует действительности.
К чему привела такая половинчатость?
Широкая масса народа состоит не из дипломатов или учителей права, не из разумных и шумных экспертов, а из колеблющихся, как склонные к сомнению и неуверенности дети. Как только собственная пропаганда отдаст лишь каплю прав другой стороне, она этим дает основание
