Наполеон: биография - Эндрю Робертс
«Не оставляйте в Италии ничего такого, что наше политическое положение позволяет вам забрать, – наставляли они Наполеона, – и что может быть нам полезным»{286}. Наполеон с энтузиазмом выполнял эту часть своих обязанностей. Он решил, что Италия (по крайней мере, те области, которые сопротивлялись ему) лишится не только своей казны, но и великих произведений искусства. 1 мая он писал гражданину Фэпу: «Пришлите мне ведомость картин, статуй, кабинетов и древностей в Милане, Парме, Пьяченце, Модене и Болонье»{287}. У правителей названных территорий имелись все основания опасаться: многие из их главных сокровищ предназначались для парижской галереи, называвшейся со времени открытия в 1793-м и до 1803 года Центральным художественным музеем (Musée Central des Arts), до 1815 года – Наполеоновским музеем (Musée Napoléon), а после – Лувром.
Назначенные Наполеоном знатоки-французы, выбиравшие шедевры для изъятия, утверждали, что отправка в Париж лучших образцов западного искусства сделало их гораздо доступнее. «Прежде приходилось преодолевать Альпы и колесить по целым провинциям, чтобы удовлетворить это просвещенное и благородное любопытство, – писал в 1814 году преподобный Уильям Шепард, англичанин, – но теперь итальянские трофеи собраны почти под одной крышей и открыты всему миру»[33]{288}. Как указывала английская писательница и переводчица Энн Пламптр, бонапартистка, большую долю того, что забрали французы, римляне (например, консул Луций Муммий) когда-то увезли, в частности, из Коринфа и Афин{289}.
Наполеон хотел, чтобы его будущий музей (который он отремонтировал, украсил, наполнил скульптурами и сделал своим «парадным дворцом») мог похвастаться не только лучшими произведениями мирового искусства, но и лучшей коллекцией исторических рукописей. Увлеченный библиофил, он объявил, что желает «собрать в Париже, в одном месте, архивы Германии, Ватикана, Франции и Соединенных провинций [то есть Голландии]». Позднее Наполеон распорядился, чтобы Бертье поручил одному из генералов испанского контингента выяснить, где хранятся архивы Карла V и Филиппа II, которые «удачно дополнят это обширное европейское собрание»{290}.
В начале мая Наполеон известил Директорию, что намеревается перейти реку По и что операция будет трудной. Он посоветовал членам Директории не слушать «клубных вояк, считающих, что мы способны переплывать широкие реки»{291}. Командующий австрийскими войсками Больё отступил в угол, образованный реками По и Тичино, и прикрыл Павию и Милан. Его линии сообщения протянулись севернее По. Больё проглотил наживку, заброшенную Наполеоном, и внимательно наблюдал за Валенцей. Наполеон устремился к Пьяченце (в Пармском герцогстве), минуя несколько линий обороны у рек и угрожая Милану. Тогда он впервые применил manoeuvre sur les derrières (охват с целью зайти противнику в тыл) – прием, который станет [для него] одним из излюбленных. Броски к Вене в 1805 и 1809 годах и оперативные передвижения в Польше в 1806 и 1807 годах – все это повторения броска через По.
Больё стоял ближе к Пьяченце на расстоянии однодневного марша, и Наполеону для безопасной переправы через По требовалось преимущество в два, а лучше в три дня пути. Он потребовал, чтобы армия двигалась еще быстрее, в уверенности, что точно учел все потребности снабжения. Пока Серюрье и Массена шли к Валенце, чтобы обмануть Больё, а занявший позицию между Валенцей и Пьяченцей Ожеро захватывал переправы и умножал неразбериху, Наполеон устремился вперед с Лагарпом, генералом Клодом Дальманем (ему пообещали партию новой обуви, поскольку у многих его солдат на ногах не было ничего, кроме обмоток) и кавалерией Шарля Кильмэна по прозвищу Отважный. Им предстояло пройти и по землям нейтральной Пармы, но Наполеон знал, что герцог настроен враждебно, и не мог позволить, чтобы его задержали тонкости международного права.
К рассвету 7 мая французская армия была готова перейти реку По у ее слияния с Треббией. Неустрашимый генерал Жан Ланн, обыскав берег на много миль, собрал все плавсредства и все материалы, пригодные для постройки мостов, и нашел паром, способный перевезти через реку шириной 457 метров сразу пятьсот солдат. Ожеро (находившийся в 32 километрах), Массена (в 56 километрах) и Серюрье (в 113 километрах) торопились соединиться с Наполеоном. Сам Наполеон переправился 8 мая и направился к Пьяченце. Губернатор после краткого, но откровенного объяснения, что может случиться с городом в случае отказа, открыл французам ворота. «Еще одна победа, – предсказал в тот день Наполеон в письме Карно, – и мы хозяева Италии»{292}. Французы забирали лошадей, поэтому их пушки тащили уже не мулы. Многие из орудий, которые Наполеон пустил в ход в следующей битве, везли упряжные лошади пьяченцской знати.
После заключения перемирия с герцогом Пармским, чьи земли он волей случая захватил, Наполеон отправил в Париж 20 картин, в том числе полотна Микеланджело и Корреджо, и переписанные рукой Франческо Петрарки стихи Вергилия{293}. Не удовлетворившись этим, французы взялись за флору и фауну: в Павию отправились ученые Гаспар Монж, Клод-Луи Бертолле и Андре Туэн (последний – чтобы собрать образцы животных и растений для Ботанического сада в Париже). Наполеон даже нашел немного ртути для экспериментов Бертолле{294}.
К 10 мая австрийская армия отступала к Милану через Лоди, город на правом берегу реки Адды, в 35 километрах к юго-востоку от Милана. Здесь Наполеон решил преградить им путь. Мармон с гусарским полком и Ланн с гренадерским батальоном, погнавшиеся за австрийским арьергардом через Лоди, были внезапно остановлены картечным огнем с противоположной стороны деревянного моста (183 метра длиной, 9 метров шириной). Наполеон направил к мосту две первые попавшиеся пушки и руководил стрельбой, мешая неприятелю разрушить мост, приказал доставить еще орудия и организовал снайперский огонь с берега и ближних домов. Затем он поднялся на колокольню церкви, находящейся сразу за мостом, и оттуда руководил боем[34].
У генерала Зеботтендорфа, командующего австрийским арьергардом, для защиты моста имелись 3 батальона пехоты при 14 орудиях, и 8 батальонов пехоты и 14 эскадронов кавалерии находились в резерве: итого до 9500 солдат. На то, чтобы обойти их, ушли бы дни, и отступающий Больё наверняка скрылся бы. Наполеон решил захватить мост немедленно. К 17 часам он сосредоточил здесь 30 пушек и послал 2000 кавалеристов на север и юг, чтобы искать брод через реку. Затем он построил на задворках Лоди колонну Дальманя (3500 солдат) и произнес вдохновенную речь. («Нужно искать отклик в душе, – высказался однажды Наполеон о своих речах перед боем. – Это единственный способ возбудить людей»{295}.) Затем Наполеон приказал Бертье удвоить интенсивность артиллерийского огня и в 18 часов отправил 27-ю и 29-ю полубригады легкой пехоты на мост – прямо под австрийскую картечь. Точнее, объединенные карабинерные роты полковника Пьера-Луи Дюпа сами вызвались участвовать в почти безнадежной атаке, чуждой всякому инстинкту самосохранения. Как раз эту «галльскую ярость» Наполеон нередко стимулировал, когда в речи напирал на честь мундира и подстегивал патриотический пыл.
Первые вошедшие на мост французы были сметены и отброшены, но некоторые, спрыгнув в неглубокую реку, продолжали стрелять из воды. Наполеон посылал на мост все новых и новых людей. Французы захватили и удержали мост, отбив контратаки австрийской пехоты и кавалерии. Когда на правом берегу появился французский егерский полк, отыскавший брод, австрийцы организованно (как у них было заведено) отступили. Пять дней спустя австрийцев оттеснили к реке Адидже, и Наполеон вошел в Милан
